Евгений Воробьев - Охота к перемене мест

Доносится визг бензопилы «Дружба», и Нонна каждый раз вздрагивает от уханья, гулкого треска дерева, обрушенного вблизи.

Нонна затыкает уши, не отрывает глаз от тетради, пытается вникнуть в текст, но не понимает ни слова.

В Москве она своим каллиграфическим почерком переписала роль в тетрадку. Мартик похвалил ее почерк, а Нонна сказала, что хороший почерк ей жизненно необходим. Чем неразборчивее записи, чем больше каракуль, тем труднее заучивать роль. В чистописании ей нельзя отставать от учительницы, которая правит письменные работы школьников или делает записи в их дневниках.

Вообще же она на память не обижается. Иногда на спектаклях, опережая суфлера, выручает коллег — произносит в вопросительном тоне реплику, о которую запнулся партнер.

А здесь текст почему-то не заучивался. Затея ее оказалась несостоятельной. И она уже поняла, что дело не только в разноголосице стройки — она часто отвлекалась.

Мартик занят на подготовительных работах. От его расторопности зависит, удастся ли сократить затраты летного времени при монтаже.

Подмости устроены для безопасности внутри башни. Стоя на них, закрепляют болтами новую секцию, а уложены дощатые подмости на кронштейнах; монтажники называют их уголками. Старые уголки срежут, Кириченков приварит новые уголки — можно подымать следующую секцию.

Она глядела на верхушку башни, отыскивала глазами Мартика и ждала, когда тот махнет ей рукой.

На следующий день Нонна проводила Мартика к подножью башни, поздоровалась с мотористом вертолета, поглазела, как вертолет неподвижно висит над телебашней.

На ее глазах макушка предыдущей, уже установленной в проектное положение смонтированной секции попала в углубление висящей в воздухе секции, и произошла их стыковка. Михеич махнул вертолетчику белым флагом — сбросить стропы.

Вертолет сбросил их с облегчением и ушел на посадку. А на макушке башни началась напряженная работа, и Мартику некогда было махнуть Нонне рукой.

Она повернула назад и нерешительно углубилась в тайгу.

Нонна взяла с собой ведро, чтобы вечером угостить ребят жареными грибами. Грибы здесь более крупные, чем под Москвой. Наверное, потому, что подмосковным грибам редко удается дожить до зрелого возраста, их выискивают и срывают молоденькими. К каждой сыроежке выстраивается очередь горожан. А на тутошние грибы никто и не глянул. По этой глухомани навряд ли кто ступал после сотворения мира.

Медведей она не боялась. Погодаев сказал, что медведи сыты: в лесу поспела ягода — и знакомств с людьми не ищут, да и тарахтенье движка их пугает.

А вообще-то встреча с медведем для девушки — хорошая примета: выйдет замуж. Но относится ли эта примета к одиноким женщинам, числящимся в браке?

Не боялась она и заблудиться, нужно только не терять из виду речку, надежный ориентир.

Она надела кеды, две пары носков, джинсы, плотную куртку из того же материала с обшлагами, перехваченными резинками, перчатки, подняла воротник. Намазала «Дэтой» лицо, шею, а на случай, если мазь не убережет от комаров и всякого гнуса, взяла накомарник. Таежная экипировка прошла еще утром под присмотром Мартика.

В первые дни после приезда она брала флакон с «Тайгой», но, похоже, комары приняли эту вонючую жидкость за долгожданное лакомство. Спасительной «Дэты» явно не хватит, а купить ее в Приангарске и даже в Братске невозможно.

В «Литературке» печатают раздел «Если бы я был директором...». Хорошо сыграть директора она не смогла бы, но отдельные советы может дать.

В таежных городах и поселках нет средств от комаров, от мошки. Эту самую «Дэту» надо продавать не только в аптеках, но и в табачных, газетных киосках, на пристанях, аэродромах, всюду, всюду...

Она надела накомарник, чтобы спастись от комариной тучи и продолжать свои занятия. Облюбовала поляну, заросшую иван-чаем, а по краям кустами буйно цветущего шиповника. Это ее репетиционный зал.

Однажды на нее обрушился ливень, да такой неистовый, что она мгновенно промокла. Горький запах почек и листьев так сгустился, что он, этот запах, воспринимался не только обонянием, но и вкусом — горечь легла на губы.

Нонна заучивала роли легко, а на этой поляне, отороченной розовым, текст запоминался прямо-таки играючи.

В театральном училище Нонна не понимала, как важно тренировать зрительную память, понимание это пришло недавно, и теперь она повседневно задавала себе уроки наблюдательности.

Она приучала себя внимательно присматриваться к окружающим — сколько потом на сцене оживало жестов, телодвижений, походок. Гениально сказал Бальзак, что походка — физиономия тела.

Собравшись лететь в Сибирь, она купила билет на самолет за неделю, считая дни и ночи до вылета.

В предотъездные дни поток лиц вокруг потерял для нее всякий интерес, как толпа, которая в часы пик омывает с обеих сторон дежурную при эскалаторах метро — мелькают, мельтешат лица вокруг стеклянной будочки. А в состоянии ли она в конце дежурства различать лица? Они сливаются в одно смутное разноликое пятно.

И только когда Нонна сдала на весы чемодан, тяжеленный рюкзак и осталась с плащом, сумкой, свертком карт и гитарой, вернулся интерес к тому, как ведут себя пассажиры на аэровокзале.

Рейс 143 в Братск задерживался. Ночевать на аэровокзале? Близилась ночь, и увеличивался спрос на мягкие кресла в зале ожидания. Пассажиры с детьми составляли кресла по два, образуя подобие кроватки, и укладывали детей.

Нонна все сновала, сновала по засыпающему, но столь же ярко освещенному залу и вглядывалась. Какое невероятное обилие поз может принять человек на грани сна и бодрствования, полусонный или спящий. Спят свесив ноги и спят широко их расставив, свернувшись калачиком или вписавшись в квадрат кресла, огражденный с трех сторон мягкими стенками. Кто положил голову на край спинки, кто прикрыл лицо платком от яркого света.

Иные пассажиры неприкаянно, как Нонна, бродили по залу и оглядывались — не освободилось ли где кресло, останавливались у стенда, изучали подмоченное нелетной погодой расписание.

И все время репродуктор, не приглушая голоса, приглашал кого-то регистрироваться, звал на посадку, сообщал о новой задержке самолета восточного направления. Задержаны вылеты на Усть-Каменогорск, Сахалин, Красноярск, Читу. Из-за скверных метеоусловий рейс на Симферополь откладывается, время вылета будет сообщено дополнительно...

Наконец Нонне удалось плюхнуться в еще теплое кресло. И как ни устала, решила себя проверить, приноравливаясь к креслу, меняя одну наблюденную позу за другой, выбирая для себя поудобнее, — урок, который она задала себе в бессонную ночь.

Она подумала, все это пригодится ей в пьесе, принятой театром к постановке. В той пьесе она — кругом положительная, новатор — после ночной смены ждет приема у бюрократа директора — кругом отрицательного, «староватора». Надо поставить в приемную квадратное кресло, и, меняя позы и жесты, она изобразит безмолвное негодование.