Сулейман Рагимов - Сачлы (Книга 2)

— Нет, дорогой, если нам не кочевать — мы погибнем, — сказал старик Велимамед.

— Ни у одного из вас даже кровь из носа не пойдет! — горячо воскликнул Меджид. — Верь мне, дядюшка Велимамед!.. Вы должны осесть, должны постоянно жить на одном месте, старик! Главное — дружно, крепко, двумя руками, ухватиться за хозяйство, пахать, сеять, жать!.. Понял, дядюшка Велимамед? Да, да, главное — это поднять хозяйство! А хозяйство нельзя поднять, если у вас не будет колхоза. Значит, главное сейчас для вас — колхоз! Для этого мы и собрались сегодня здесь. Я прошу вас всех: станьте с сегодняшнего дня колхозом! Перестаньте бродяжничать, как цыгане! Не будете кочевать — станете людьми! И тогда у вас будет все — школа, клуб, библиотека, все-все!.. Так или нет?.. — Меджид умолк, прислонился спиной к столбу веранды, утер рукой потный лоб, затем спросил: — Кто хочет сказать, товарищи?

Все молчали.

— Вам все ясно?

Люди продолжали молчать.

— Я думаю, ясно… Еще раз повторяю, вы должны раз и навсегда покончить с кочевым образом жизни, осесть! Вопрос с колхозом ясен?

Молчание.

— Я спрашиваю, вопрос с колхозом ясен?.. Тишина.

— Так ясен или нет?! Что вы молчите, как воды в рот набрали?! — Меджид ткнул пальцем в сидевшего перед ним деда Имамверена: — Дядя Имамверен, я тебя спрашиваю! Ты — аксакал, говори!

Тот помялся, покачал головой, сказал:

— Конечно, товарищ Меджид, после того как весь мир станет колхозом, и мы, как говорится, не будем рыжими… Намазгулу-киши перебил старика:

— Эй, эй, человек говорит не о колхозе! Он призывает вас осесть на одном месте, говорит — не бродяжничайте!

— Нет, Намазгулу, дело ясное… — прошамкал Имамверен. — Речь идет именно о колхозе. Об этом говорит человек. Кто-то в конце веранды выкрикнул:

— Верно, верно, дядя! Человек говорит о колхозе! Дед Имамверен простодушно улыбнулся инструктору:

— Клянусь аллахом, товарищ Меджид, ты здесь говорил, как наш родной сын… И мы считаем тебя своим… Я это вот к чему. Будем говорить откровенно…

— Конечно, откровенно! — обрадовался Меджид. — Откровенность всегда хороша, дядя Имамверен! Откровенность — это солнечный день, неискренность темная ночь!

— Ай, молодец! Правильно сказал, сынок!.. Так вот, откровенно говоря, мне надо немного подумать, и тогда я отвечу тебе.

Правдивое слово — самое хорошее слово. Главное в слове — правда!

Меджид недовольно покачал головой:

— Сколько лет ты уже думаешь — и все не можешь додумать до конца, дядя Имамверен!..

— Кто ждал год — подождет и месяц, — серьезно ответил Имамверен. — Я прошу отсрочки — две недели, Меджид.

Инструктор подумал: "За эти две недели он постарается смыться из деревни, хитрец!.." Обратился к другому старику:

— А ты что скажешь, дядя? Твое слово! Тот пожал плечами:

— Что мне сказать тебе, ай, Меджид?! Пусть другие говорят, а я послушаю. Почему я хочу послушать?.. Да потому, что я уже давно в колхозе состою. У меня семья — тридцать шесть человек. Ну, разве это не колхоз?.. Скажи…

Меджид улыбнулся:

— Разумеется, колхоз. Только надо твой семейный колхоз объединить с тем колхозом, который мы хотим организовать!

— Объединяйте! Давайте объединим!

— А ты-то что сам думаешь про наш колхоз? Скажи. Каково будет твое слово?

— Мое слово — желаю тебе здоровья!

— А по существу дела?

— По существу дела — клянусь аллахом — я уже колхоз, я его сторонник!.. Ты спроси у малосемейных… Вот сидит Даг-Салман, их двое — он и жена… Сидит не шелохнется, будто свинцовая гора, и молчит, только глаза таращит.

Неожиданно Даг-Салман поднял руку, сказал:

— Я — колхоз!

Сидевший рядом с ним дядя Аллахъяр поддержал его;

— Я тоже колхоз!

Раздались голоса:

— Дураки!..

— И отцы их дураки!..

— И деды их дураки!..

— Отщепенцы!..

— Сто раз отщепенцы!..

Дядя Аллахъяр и Даг-Салман вышли на середину, пожали друг другу руки. Даг-Салман обратился к Меджиду:

— Записывай нас в свой колхоз!

Меджид едва поверил своим ушам, сказал:

— Сами напишите заявления, товарищи, сами запишитесь, Добровольно! Колхоз — дело добровольное.

Дядя Аллахъяр обернулся к Тарыверди, сказал сердито:

— Эй, Тарыверди, записывай! Кто-то съязвил:

— Да разве он грамотный, умеет писать?! Хи-хи-хи!..

— Сами выбрали такого секретаря! — добавил другой.

Дядя Аллахъяр продолжал настаивать:

— Ничего, Тарыверди, запиши как-нибудь… Ничего, если труба кривая, лишь бы дым прямо шел. Записывай!

Меджид, не помня себя от радости, сжал плечо Лятифа. Тот занес имена обоих в список.

Ребятишки во дворе на деревьях будто проснулись, зашумели:

— Два — есть!..

Остальные сельчане безмолвствовали, потупив головы. Одна из женщин, сидевшая возле Новрасты, подала голос:

— А как коровы?.. Мы не отдадим коров!.. Как можно оставить без молока наших детей?!

Меджид уже начал побаиваться, что дело сорвется. Воскликнул:

. — Ай, тетушка!.. Милая!.. О ферме пока речь не идет! Ферма — дело будущего!..

Женщины заговорили все разом. Сделалось шумно.

— Не хотим!

— А мы хотим! Не позорьте нас перед властями!

— Довольно! Накочевались! Мальчишки на деревьях кричали:

— Школу! Хотим школу!

Громче всех кричал Намазгулу-киши:

— Успокойтесь!.. Успокойтесь!.. Дети!.. Взрослые!.. Женщины!.. Милые, не бузите!.. Не воюйте!..

Меджид, не выдержав, подскочил к старику, схватил его за шиворот, выкрикнул:

— Нет, это я виноват, что ты еще жив!

Новраста бросилась к ним:

— Эй, братец Меджид, скажи, что тебе все-таки надо от этого бедного старика?!

— Разве ты сама не видишь, ай, гыз?! Или ты слепая?! Он хочет сорвать мне собрание!

— Да что ты, братец Меджид!.. — ворковала Новраста. — Пошли его на смерть — он пойдет. Он старый, пожалей его…

— Ради меня он и шагу не сделает! Как говорится, горбатого могила исправит!..

В этот момент со стороны леса, издалека, донеслись выстрелы. Ближе, ближе. В горах начался бой.

Все, кто были на веранде, повскакивали с мест:

— В чем дело?..

— Что там происходит?..

— Отряд Зюльмата!..

— Наверное, сражается с милицией!..

— Очевидно, их подстерегли в засаде!..

— Окружают!..

Намазгулу-киши, вырвавшись из рук Меджида, бросился вон с веранды, замер у изгороди. Он пристально вглядывался во тьму, сердце его взволнованно билось.

Рано утром Намазгулу-киши отправил в отряд Зюльмата осла, груженного чуреками. Осла сопровождал его девятилетний сын Оруджгулу. Мальчик должен был давно вернуться домой. Вот уже ночь, а его все нет. Оттого, возможно, Намазгулу-киши и вел себя на собрании не так, как надо, слишком горячился. Сейчас он был не на шутку встревожен и растерян. Намазгулу-киши боялся, что его сын попал в руки милиционеров. Тогда все раскроется! Раскроется его связь с бандитами. Если Оруджгулу схвачен, ему остается только одно — бежать из деревни, примкнуть к шайке Зюльмата.