Сулейман Рагимов - Сачлы (Книга 2)

Годжа-киши продолжал невозмутимо курить трубку. Бросил:

— Ну, берите жернов, получайте свои трудодни. Или времени не жалко?

Причина плохого настроения старика заключалась в следующем. Вчера вечером его внук Али завел с ним разговор о "доске соревнования", висевшей в правлении колхоза. Он назвал деду имена колхозников, которые впереди всех по количеству заработанных трудодней, упомянул и тех, кто "плелся в хвосте".

— Что это значит — плестись в хвосте? — полюбопытствовал Годжа-киши.

— Плестись в хвосте — значит бездельничать, отставать, — пояснил внук Али. — Так говорят о лентяях, лодырях.

— Кто же эти лентяи?

— Те, у кого мало трудодней.

— А каково мое положение?

— Твоего имени вообще нет в списке, — ответил Али. — Я искал, дедушка, и не нашел.

Старик ничего не сказал внуку, но ему стало обидно. И было от чего. Уже много десятилетий он трудился в этой пещере, обтесывал камни, делал жернова, за которыми приезжали люди из многих уголков Азербайджана. Потому и деревня их получила название Дашкесанлы, что буквально значит — "каменотесная", Более полувека прославлял Годжа-киши своим умением, мастерством родную деревню, а теперь вот, выходит, его забыли. А ведь он к тому же еще и отец председателя колхоза. Значит, родной сын не ценит его труда.

Приехавшие за жерновом колхозники вполголоса переговаривались, пожимали плечами, решали, как быть.

Неожиданно из леса донесся голос председателя колхоза Годжи-оглу:

— Эй, ребята, куда вы пропали?! Быки нужны!.. Где вы?.. В чем там дело?.. Где жернов?

Через минуту он сам подскакал на лошади, спешился у входа в пещеру, крикнул:

— Отец!

Никто не ответил ему. Годжа-оглу спросил у колхозников:

— В чем дело, ребята?… Почему задерживаетесь?… Или старика нет на месте?

— Здесь он, — ответил Гасан.

— Почему тогда он не подает голоса?

— Кажется, обиделся, — хмыкнул Гуламали.

— На кого?

— Не знаем.

Годжа-оглу снова крикнул:

— Эй, отец!

— Да, в чем дело? — отозвался на сей раз Годжа-киши.

— Ты что тянешь? Где жернов? Мне быки нужны. Поторопись, пожалуйста, прошу тебя!..

Из пещеры вышел Годжа-киши.

Отец и сын, оба богатырского телосложения, можно сказать два великана, стояли друг перед другом и хмурились.

— Что случилось, киши? — спросил наконец Годжа-оглу. — Ты почему такой мрачный?

Отец медленно покачал головой:

— Ничего. Ровным счетом ничего.

— Не верю. Скажи, что произошло? — настаивал сын. Не упрямься, говори. Что произошло? И вдруг старика будто прорвало:

— Что произошло?! Что произошло?! А ты спроси своего сына Али, моего внука, он объяснит тебе, что произошло.

— Али уже все рассказал мне, — спокойно ответил Годжа-оглу. — Я все знаю. Трудодней у тебя порядочно. А что на доску не попал — так это молодые ребята, комсомольцы, из почтения к тебе не стали писать твое имя где попало. Но неужели ты, проживший большую, долгую жизнь человек, так падок на славу?

Старик мгновенно преобразился. Он ничего не ответил сыну, словно тот и не сказал ему ничего. Обернулся к сельчанам, сделал жест рукой, приглашая войти в пещеру.

— Поторопись, пожалуйста, отец, — попросил миролюбиво Годжа-оглу. — Время дорого, сам знаешь!

Под жернов подложили два круглых бревна, чтобы выкатить камень наружу, как на колесах. Но в действиях колхозников не было слаженности, и многопудовый "грибок" упорно не хотел покидать своего "отчего" дома. Тогда Годжа-киши распорядился:

— Отойдите все!

Люди повиновались. Старик, поплевав на ладони, уперся руками в жернов и один выкатил его из пещеры. Затем обернулся к сыну, сказал возбужденно, тяжело дыша:

— Вот так-то, товарищ председатель колхоза!.. Я все-таки существую, я еще не умер!

— Да перестань ты, отец, — поморщился Годжа-оглу. — Напрасно ищешь своих обидчиков. Нет их!..

— Что значит перестань?! — вспыхнул старик. — Ты на меня не покрикивай, не покрикивай! Ты не имеешь права повышать на меня голос. — Он поднял над головой руки. — Я — хозяин вот этих рук! Я ем хлеб, заработанный вот этими руками!.. Я ни перед кем не в долгу, я не признаю даже самого аллаха, а ты всего лишь председатель колхоза, да еще мой сын! Ты не указ мне, мальчишка!

— Хорошо, хорошо, не надо шуметь, мы ведь не дома, — пытался успокоить отца Годжа-оглу.

— А я буду шуметь! — кричал старик. — Буду шуметь до тех пор, пока вы не накажете тех, кто неправильно считает трудодни колхозников! Почему это меня нигде нет! Разве я умер? Вот он я! — Он показал рукой на жернов: — А это плоды моих трудов! — Он обернулся к пещере, кивнул головой: — И эта дыра в горе свидетель того, что я прожил трудовую жизнь!

— Не думал я, отец, что и ты можешь заразиться бумажной болезнью, — горько усмехнулся Годжа-оглу.

— А вот заразился! Заразился! Вернее, меня заразили. Да и как не заразиться, если люди не замечают такого огромного труда? Кто не ценит труда своего ближнего, тот очень плохой человек — безбожник, вероотступник, вор, тунеядец!

Пока отец и сын были заняты словесной перепалкой, колхозники, поднатужившись, уложили жернов на своеобразные сани, сделанные из двух березовых стволов, закрепили на них жернов цепью, впрягли в эти "сани" пару волов.

Годжа-киши дал знак. Гуламали гикнул, огрел волов кнутом, и они медленно, тяжело зашагали по узкой дороге в сторону деревни, волоча за собой полозья с многопудовой поклажей. Люди двинулись следом.

Годжа-оглу шагал, погруженный в свои мысли. Казалось, он уже забыл о размолвке с отцом. Близился полдень, а дел сегодня предстояло сделать много.

Годжа-оглу был человек деятельный, трудолюбивый. Трудовая закваска была получена им еще в детстве от отца. Юношей он приехал в Баку на заработки, работал на нефтепромыслах. Принимал активное участие в революционном движении бакинского пролетариата. После установления советской власти в Азербайджане продолжал работать на нефтепромыслах в Балаханах. Затем его в числе двадцатипятитысячников направили в родную деревню создавать колхоз — первый в их районе. На этом пути было много трудностей. Дома отец часто отчитывал его. Не далее как два дня назад между ними произошла стычка.

— Нельзя рубить сплеча, сынок! — выговаривал старик сыну. — На кого ты руку заносишь? На своего двоюродного брата? В кулаки его зачислил?… Да ведь ты делил с ним хлеб-соль. Разве так можно? Не трогай Замана, не обижай его семью. Ведь наши и их могилы будут рядом. Как мы завтра, на том свете, посмотрим им в глаза?

— Занимайся своими делами, отец, — отвечал Годжа-оглу. — Мы не понимаем друг друга! Кулаков мы будем раскулачивать. Кулак — враг новой власти! Ты в этих делах ничего не понимаешь. Не мешай нам работать!

— Кому это вам?! Кто вы такие? — кипятился отец. — Мальчишки!.. Легкомысленные головы!…