Леонид Борич - Случайные обстоятельства

Оттуда уже он позвонил на корабль, в иносказательной форме, чтобы никто здесь ничего не понял, проинформировал старпома о своей победе, обиделся, что Варламов довольно прохладно отнесся к этому (все требовал поскорее краску привезти, как будто она валяется под ногами; конечно, старпому главное, чтоб надстройка блестела, а чем и из чего кормить завтра командующего — никому и думать не хочется, на Бобрика надеются), все-таки договорился о моряках себе в помощь для погрузки сервиза, продуктов и, может быть, ковров (в этом он был еще не уверен), потом побалагурил с Верочкой, очень нужным человеком из шкиперской части, угостил ее какими-то особенными таллинскими конфетами, а заодно уж заручился поддержкой в получении красок и кистей, ибо Верочка, по некоторым слухам, пользовалась у своего начальника заслуженным авторитетом.

Тут заглянул в дверь начпрод, обрадовался, что застал Бобрика, увел его к себе и обеспокоенно спросил, знает ли он, Бобрик, что командующий пьет «боржоми»? У командующего что-то, кажется, с печенью — об этом начпрод узнал только что совсем случайно, позвонив своему непосредственному начальнику, тоже начпроду, но уже рангом повыше.

— С печенью? — заинтересованно переспросил Бобрик. — Тогда «ессентуки» надо, семнадцатый номер. Я, когда в санатории был...

— А я тебе говорю, что надо «боржоми»! — перебил начпрод.

— Но у нас же никто не болеет! Откуда я возьму?!

Бобрик действительно ничего насчет минеральной воды поделать не мог, пришлось тут же созваниваться с военторгом, но и там смогли найти всего пять бутылок «боржоми»: местное начальство эту воду еще не употребляло.

К концу рабочего дня мичман Бобрик уже был самым зажиточным лодочным интендантом во всем соединении.

А наутро на лодку прибыл командующий, и оказалось, что он не только осмотрит их лодку, но и выйдет с ними в море.

Стоя на мостике, Букреев с облегчением вздохнул, когда увидел, что командующий появился без сопровождения офицеров своего штаба. Так оно чаще всего и бывало: командующий любил приходить на лодки без свиты, и Букреев знал об этом, — но кто мог заранее поручиться, что на этот раз не произойдет иначе? Нет, не произошло...

Рядом с командующим шел по пирсу только капитан первого ранга Мохов. Собственно, рядом — это и рядом, чтобы слышать слова командующего и отвечать на возможные вопросы, но в то же время — и не совсем рядом, а чуть отступя, на полшага сзади, потому что командующий всего один, а начальников — таких, как Мохов, — много.

Как бы там ни было, как бы там Мохов ни шел сейчас рядом с командующим, он, Мохов, был сегодня для Букреева уже не только начальником, но в значительной мере и союзником, потому что, пока адмирал Осокин, командир соединения, был в море, его начальник штаба Мохов отвечал за каждую лодку, в том числе — и за лодку Букреева.

Приняв короткий доклад, командующий поздоровался с Букреевым, критически оглядел его и сказал:

— Что-то, по-моему, толстеть начинаешь, командир!..

Букреев не замечал этого за собой, но командующему должно все быть виднее, и, чуть улыбнувшись, Букреев ответил:

— Сидячий образ жизни, товарищ командующий. Плаваем много...

Мохов с некоторым беспокойством взглянул на командующего, с упреком — на Букреева (если начальство пошутило с тобой — вовсе это не значит, что и ты можешь шутить), но командующий слова Букреева принял доброжелательно, сказал, что это хорошо, когда командир не дичится моря, и Мохов успокоился.

Букреева он недолюбливал. И хотя им нечего было делить пока — каждый был на своем месте, и дистанция между ними была совершенно очевидной и бесспорной, — а только никогда Мохов не чувствовал, что сам Букреев достаточно помнит об этом. Конечно, Букреев был слишком военным человеком, чтобы хоть в чем-то нарушить субординацию, да Мохов никогда бы ему этого и не позволил, но все-таки подчинялся Букреев всегда как-то вынужденно, по обязанности, и даже как будто не скрывал этого, подчеркнуто молчал, когда мог молчать, или отвечал односложно, по-уставному, ничего вроде бы не нарушая, а вместе с тем нарушая, конечно, самое главное в отношениях с начальником, потому что довольно часто — пусть и не вслух, но это же и так понятно было — подвергал сомнению то, о чем говорил или на что указывал ему Мохов.

Для командира корабля самостоятельность была, бесспорно, хорошим и нужным качеством, и Мохов всячески поощрял ее, когда она проявлялась в море, но Букреев это же качество проявлял и на берегу, и это раздражало Мохова, потому что оно выглядело уже строптивостью, а значит — и недостаточным уважением к нему, Мохову, лично, к начальству вообще... Правда, сейчас он готов был многое простить Букрееву, многое не заметить, лишь бы осмотр лодки прошел нормально.

Командующий, особенно не задерживаясь на мостике, спустился по трапу в центральный пост. Спускаясь следом, Мохов услышал «смирно», узнав голос старпома, с удовольствием отметил, как зычно подана команда, потом, уже ступив на палубу, окинул опытным взглядом отсек и понял, что здесь вроде бы не предвидится никаких осложнений.

— А надстройку пора бы и подкрасить, командир, — как бы мимоходом заметил командующий, здороваясь с Варламовым.

Оттого, что замечание было сделано вскользь, оно не переставало быть все-таки замечанием, и Мохов недовольно посмотрел на Букреева.

— Есть, товарищ командующий, — проговорил Букреев и отыскал взглядом своего интенданта, который сумел достать краску только за полчаса до появления командующего.

Командующий уже о чем-то разговаривал с Варламовым, тот отвечал «так точно» и «никак нет», соображая, как бы ему ускользнуть в соседний отсек, чтобы, идя с опережением, устранять на пути командующего возможные упущения. Воспользовавшись паузой, мичман Бобрик подскочил к командиру, наклонился к его уху и виновато доложил, что замечание командующего сейчас же, немедленно будет устранено.

— Вы уж не веселите меня, — отрезвил его Букреев вполголоса. — Покраска часа три займет.

Оставив своего интенданта в полной растерянности, Букреев вслед за командующим прошел в штурманскую рубку.

— Что же делать? — спросил Бобрик у старпома.

— А что теперь сделаешь? Вся инициатива у вас на сервиз ушла. Раньше надо было соображать... — Варламов заспешил в кормовые отсеки.

Мохов потоптался у штурманской рубки, по довольному басу командующего понял, что тут все обойдется, и решил заглянуть на всякий случай в жилой отсек: как там дела, все ли в порядке?

— Никому ничего не надо, — горестно пробормотал Бобрик. — Как будто я для себя доставал!..

Бобрик задумался. Если взять десять человек из первого отсека, пока командующий будет в корме ходить... Нет, не успеть. Человек двадцать надо, и каждому кисть... А?..