Анатолий Тоболяк - Попытка контакта

— Привет! — крикнул я им как глухим.

Моя сестра ахнула и вскочила со скамейки.

— Костя! Ты откуда такой? — промолвила она.

— Какой?

— Ну такой, ненормальный, хромоногий, с палкой?

— Я нормальный. Вполне. Я от матери ушел, от отца я ушел и от тебя, сестрица, сейчас уйду.

— Так ты у папы был?

— Ну да. У папы был. С визитом.

— И маму мою видел?

— И маму твою видел. И ученого отчима. Умные речи слушал. Все про тебя да про тебя. Плохо себя ведешь!

— Я хорошо себя веду. Я прекрасно себя веду. Они из-за меня пришли?

— А из-за кого же еще? Я пай-мальчик, со мной никаких забот, одни радости, а ты скандалистка и дебоширка.

— Так я и знала! А почему они поодиночке? Ну ладно, неважно! — возбужденно перебила она сама себя. — Мы тут смотрим, подглядываем, как детективы. Ждали, когда уйдут, понимаешь?

— Брось сигарету! Смотреть тошно.

— Нет, я хочу курить.

— Ладно, дыми. А это кто? — нагло уставился я на блондинку. — Что за небесное создание?

Она и вправду была как не от мира сего: бледнолицая, голубоглазая, с длинными, светлыми волосами.

Моя сестра засмеялась, показав белые, мелкие зубы.

— А ты сам догадайся! Ты же умный. Ну! Попробуй! А ты молчи, пожалуйста, — попросила она блондинку.

— Некогда мне гадать! У меня важное дело. Я в загс спешу. Меня невеста ждет. Если опоздаю, выскочит за другого. Вполне может, она такая!

— Видишь, какой дурачок! — сказала Поля своей подружке. — С ним не соскучишься, правда? Похож он на папу, как считаешь?

— Да, — тихо сказала та, и на щеках ее вспыхнул легкий румянец. — Очень.

— Это Лиля! — торжествующим, звонким голосом объявила моя сестра. — Понимаешь, Костя? Это Лиля. Папина жена.

— Чего-о? — глупо спросил я и застыл, приоткрыв рот, как полный дебил.

— Ну, а ты, конечно, поняла, кто это? — счастливо засмеялась Поля.

— Да, — неуверенно улыбнулась та. — Это твой брат.

— Вот именно, мой брат! Такого брата поискать! Нравится он тебе? А ты что молчишь? Онемел? — хлопотала она со смеющимися глазами.

— Отец не дурак! — ляпнул я, обретая дар речи, и потряс головой, чтобы очухаться.

— Это комплимент тебе, — пояснила Поля блондинке. — Лучше он не умеет.

Они были одногодки (это я потом узнал), но Поля выглядела даже старше этого ангелочка или взрослей — не знаю, как сказать… во всяком случае, сейчас она верховодила. Обалдеть было можно! В смятении я сунул сигарету не тем концом в рот, прикурил, поперхнулся от едкого дыма и закашлялся. Поля засмеялась, закинув голову; эта Лиля улыбнулась. Я выругался и отшвырнул сигарету.

— Выходит, — сказал я, перхая, — ты нам мачехой приходишься? Так получается?

(Не мог я сказать ей «вы», хоть убей, не мог!).

Она с мольбой взглянула на Полю: что, мол, отвечать? помоги! Та накинулась на меня: ничего умней я не мог спросить? Неужели я не вижу, что Лиле не до шуток? Она не спала всю ночь, падает с ног от усталости. И предыдущую ночь она провела в дороге, тоже не отдохнула, понимаю я или нет? Они же из Ташкента летели, Лиля и папа, — не близкий свет. Ташкент — родной город Лили, да будет мне известно. Лиля там родилась, училась в школе, а потом окончила художественное училище. С папой они знакомы… сколько, Лиля?

— Три месяца, — еле слышно сказала моя молодая мачеха, потупив глаза.

— Три месяца. Вот!

— Неужели? Это срок, — сказал я, разглядывая ее с головы до ног. — Скоро можно справлять золотую свадьбу.

— Костя! Перестань!

Я не обратил внимания на сестру, продолжал:

— А зачем ты из гостиницы смылась? Он же там рвет и мечет. Сигареты смолит, вино дует, волнуется страшно.

— Правда?

— Ну да! Все гостиницы обзвонил, больницы, морги… Я его понимаю. Еще бы! Будь у меня такая жена…

— Костя! — опять вскрикнула Поля.

— Что Костя? Не мешай беседовать! Поцапались вы с ним, что ли?

— Нет, мы не ссорились, — окреп ее голос. Она на миг прикусила губу. — Это сложно объяснить. Я Поле рассказала… Я хотела уехать, но не получилось. Вот и все, Костя.

Имя мое она выговорила с трудом, будто заковыристое иностранное слово.

— Зови меня «сынок»! — запросто предложил я.

— Я тебя сейчас отколочу! — закричала Поля и застучала мне в грудь кулаками.

Меня вдруг охватило буйное веселье, эйфория какая-то, словно надышался чистым кислородом.

— А где его бывшая жена? — спросил я эту Лилю. — Он ее не прикончил, как Синяя Борода?

У нее гневно блеснули глаза, и вдруг по твердости и серьёзности ее голоса я понял, что она может быть не такой беззащитной и неприкаянной, как кажется.

— Твой отец разводится с женой. Ее зовут Галина. Они уже подали заявление в суд… по взаимному согласию. Он оставил ей квартиру и вообще все. — Так внятно она изложила.

— А сам в подвалах ночует?

— Нет, — покачала она головой без улыбки. — У меня есть комната. Я недавно получила.

— Ясно, ясно! Это хорошо, что есть комната. Меня с женой не приютишь, а? Я с женой уезжать собираюсь… к черту на кулички. Будем жить вчетвером, большим семейством. Как смотришь?

— С какой женой? Куда уезжать? Ты что, Костя, пьян? — перепугалась Поля.

— Пожалуйста. Я не против, — серьезно ответила белокурая Лиля.

— Да болтает он все! Ты его не знаешь!

— А почему бы и нет? — с прежней серьезностью возразило небесное создание.

Теперь уже не стесняясь, она разглядывала меня своими голубыми, как у сиамской кошки, глазами.

— Папа! — громко сказала сестра.

Действительно, отец появился на крыльце гостиницы. Он озирался вокруг — меня искал: я ведь смылся без предупреждения, когда он, проводив Леонову, зашел в буфет.

— Эй! — закричал я и замахал рукой, но вдруг эта Лиля схватила меня за локоть со словами:

— Не надо, пожалуйста…

Я взглянул на нее и поразился: губы дрожат, голубые глаза смотрят умоляюще.

— В чем дело? — опешил я.

— Потом… Я сама… — невнятно проговорила она.

Но было уже поздно: отец нас увидел и сбежал с гостиничного крыльца.

В моих генах заложено твердое указание — не соблюдать правил уличного движения. Я понял, что у нас с отцом много общего, увидев, как он проскользнул около самого радиатора «Москвича», перепрыгнул через трамвайную линию и ни на секунду не задержался, не засомневался перед газоном, по которому не полагается ступать ни человечьим ногам, ни собачьим лапам. Да и бег у него был такой же, как у меня, — спринтерский, на полную катушку.

Через минуту он уже стоял перед нами, слегка раздувая ноздри. На нем была та же светлая рубашка с короткими рукавами, джинсы и желтые кроссовки.

— Ребята! — счастливо воскликнул отец, раскидывая руки. (А между прочим, среди «ребят» была его собственная жена, ну, не жена, так любовница).

Все мы заулыбались как слабоумные, и я в том числе, — так заразительно у него получилось.