Елена Серебровская - Весенний шум

Маша добежала до нее и тронула Лиду за плечо. Удивление на лице Лиды сменилось выражением радости.

— Машка! — крикнула она, стискивая Машины руки. — Ты тут! Вот что значит год не писать подруге! Я понятия не имела, что ты поступила именно сюда!

— А ты-то как здесь?

— Я перевелась сюда из Харьковского университета. Отец получил назначение в Ленинград, и вот я… Зачислена на отделение русской истории…

«Ох, как мне тебя недоставало именно сейчас!» — подумала Маша. Она продолжала расспрашивать Лиду, а рама думала об одном: скорее бы кончились сегодня лекции, скорей бы остаться с Лидой вдвоем и рассказать ей обо всем.

После лекций они пошли в столовую. Обычно Маша обедала дома, но сегодня пошла за компанию с Лидой. Лида сказала, что она каждый день обедает здесь, потому что мама еще не переехала в Ленинград, она приедет летом. А отец приходит с работы очень поздно.

— Он где сейчас работает? — спросила Маша, вспоминая комиссара Медведева, его веселые глаза, привычку твердо стоять, слегка расставив ноги, как бы приготовясь к тому, чтобы принять тяжелый груз.

Лида ответила, снизив голос:

— Он работает в органах ГПУ. Его давно уже перевели туда из зоотехникума. Ты знаешь, он так устает, что ужас. А не признается ни за что. Придет домой, бодрится, петушится, а усадишь его обедать, — он возьмет газету посмотреть — и заснет тут же. А потом: «А? Что? Разве я задремал? Быть того не может!», — и Лида тихо рассмеялась.

— Трудная у него работа, — сказала Маша. — Враги хитрые, как их раскроешь? И как отличить человека своего от врага? Они же притворяются, подлецы-то.

— Это еще труднее, чем ты думаешь, — задумчиво ответила Лида. — И собой рискуют наши чекисты часто. Папиного друга одного, опытного работника ихнего, не так давно переехала машина. До смерти. И наши установили, что это не несчастный случай, это дело вражеских рук. Этот человек такая умница был! Он их мысли буквально по глазам читал. Сразу сообразит, где концы искать, куда звонить, каких экспертов слушать.

— Ты во всем этом разбираешься, — сказала Маша уважительно. — Тебе, наверное, отец рассказывал.

Лида взглянула на нее пристально.

— Приходилось помогать, — сказала она просто. — Я на обыски с ним ходила. Я хорошо из нагана стреляю. Это все проза. Тяжелая работа — чистить общество от такой гнили. Всё на нервах. Я еще не видела преступника, который сразу бы признался. Есть поговорка: лес рубят — щепки летят. Отец мой не любит эту поговорку. Рассуждает он так: «У меня сколько глаз? Два. Если я одним уставлюсь на посторонний предмет, то для дела останется на один глаз меньше». Он говорит, что ту пословицу придумали неумелые работники для своего оправдания.

Интересно! Совсем другой мир, другие профессии! Маша вспомнила рассказы Сергея о его дяде-пограничнике. За эту мысль невольно зацепилась другая, вытягивая из прошлого картины их встреч с Сергеем, их разговоров… Больно отозвалось в сердце воспоминание о последнем поступке Сергея и их ссоре. Но настоящее было больнее.

После обеда они вышли и пошли пешком к Лиде. Она жила недалеко от университета, на Пятой линии Васильевского острова.

Квартиру она открыла ключом, звонить было незачем — дома пусто. Маша предполагала увидеть бивуак, раскиданные вещи, отсутствие уюта — ведь хозяйка дома еще не приехала. Однако все комнаты были хорошо убраны, на окнах висели занавески, стол был покрыт белой полотняной скатертью. Видимо, Лида умела хозяйничать.

— Что ты так смотришь? — засмеялась она, заметив Машины взгляды. — Думаешь, мамы нет, так и порядка не будет? Это я. Знаешь, для отца так важно, чтобы дома была уютная, спокойная обстановка. Уж кому-кому, а мне это понятно.

Сбросив туфли, они уселись с ногами на кушетку. Лида обняла Машу за плечи и сказала:

— Ну, теперь исповедуйся. Чувствую, что у тебя столько новостей, что нам вечера не хватит. А я так люблю слушать тебя!

Она посмотрела на Машу ласково и покровительственно, словно ее жизненный опыт был значительней Машиного. Лида не была замужем, с Лидой не приключилось никаких трагических событий, и все же Лида разбиралась в людях лучше и глубже, чем Маша. Так, по крайней мере, казалось Маше, которая смотрела на подругу с доверием и надеждой.

Она рассказала Лиде все-все, с самого начала, то есть с истории своего раннего замужества. Из писем Лида знала так мало, в общих чертах, что понять всего не смогла бы.

— И вот теперь… Он плохой, он недостойный, но я не могу без него! А ребенок — это ведь тоже он, это его будущее! Но как же после всего этого верить людям, Лида? И неужели все фальшивы?

Лида молчала. Она ничего не ответила Маше. Лида молчала, озабоченная тем, что услышала.

— Я… неправильно поступаю? — тихо спросила Маша.

— Тебе очень трудно будет, — ответила Лида. — Вот прикинь: ты совершила ошибку — нет, я тебя не обвиняю, только хочу, чтобы ты дала себе отчет. Ты сделала ошибку, которая навсегда оставит след в твоей жизни. Будет у тебя младенец, вырастить его ты, допустим, сумеешь. Но когда ты снова полюбишь — не зарекайся, с тобой это непременно случится, — ты уже будешь не то, что всякая другая женщина или девушка, сама по себе. Ты с ребенком, и тот, кого ты полюбишь, должен будет принять тебя с ребенком, его полюбить не меньше, чем тебя. Весь твой биографический шлейф он должен будет тоже принять, примириться с ним, чтобы никогда потом не попрекнуть тебя… Такого человека найти труднее, чем ты думаешь. Вот об этом сейчас поразмысли, о будущем.

— Ты так говоришь, словно любить можно десять раз в жизни, — возразила Маша. — А мне вот кажется, что я больше никого никогда не полюблю.

— Ты не ударяйся в амбицию. Знаешь, я думала, как определить, что такое любовь с философской точки зрения, — и любовь, и дружба, и товарищество. И определила. Товарищ — это человек, в общении с которым ты разрешаешь свои производственные противоречия. Друг — это человек, с которым ты разрешаешь целый ряд разных противоречий, кроме интимных, сердечных. А возлюбленный — тот, с кем ты разрешаешь все противоречия своей жизни, все-все, и только тогда это настоящая любовь. Если не все, то это еще не любовь, а подступы к ней, предисловие к ней, ее элемент.

— Вот философ так философ, — с восхищением протянула Маша. — Ты сама додумалась? Молодец! Это похоже на правду. Но все-таки из этого не следует, что любить можно несколько раз в жизни.

— Ты что же, замуж выходила без любви?

— Нет, но я тогда ничего не знала. И не я сама захотела этого, он привел меня к этой мысли. Но ведь он умер…

— А Сергей?

— Я любила его. Но, видно, это было одностороннее чувство. И потом — это была любовь детей. А сейчас, говоря твоим языком, я уже не объект, а субъект, что ли…