Кирилл Усанин - Григорьев пруд

Как выяснилось потом, отказался не зря. Чуть раньше двух часов подъехал к дому старушки дышащий жаром и бензином могучий трактор-тягач. Вот уж чего-чего, а увидеть здесь трактор — этого даже всезнающий сосед никак не мог предвидеть. Любопытство взыграло с такой силой, что его, как бабу худую, вышибло на улицу. На улице он оказался не один. Целая толпа, которая с каждой минутой обрастала разнокалиберным людом, густо стояла напротив дома. Вела она себя так, словно к дому подъехал не трактор, а подкатила с воем «скорая помощь», и вот-вот должны вынести из дома покойника.

Геннадий — он слово сдержал — успел уже нехитрый скарб вместе со старушкой увезти в город и вернуться обратно и даже пропустить стаканчик, — поздоровался за руку с мужичком, вылезшим из кабины трактора, и вслед за мужичком, который махнул рукой трактористу, тоже махнул: чего стоишь, начинай.

И вот тут-то толпа дружно ахнула, а сосед к забору прижался. Трактор, смяв калитку, на полном ходу вломился во двор и врезался в стену дома. Затрещали доски, заскрипели балки, крыша покосилась, по ней скатились отвалившиеся от трубы обломки кирпичей. Через мгновение-другое раздался грохот. Пыль, поглотив ушедший в глубь дома трактор, густым серым облаком взвилась вверх. Когда она осела, люди увидели безобразно-уродливое крошево из кирпича, досок и балок. Тракторист дал задний ход, тягач, умяв это крошево, от которого опять поднялась пыль, но уже не такая густая и серая, выехал обратно на дорогу. Из кабины выскочил паренек, отряхаясь от пыли, как курица, он подбежал к мужичку и громко, смеясь, показывая на то, что осталось от дома,сказал:

— Ловко мы его сковырнули, Григорий Иваныч.

Мужичок сунул руку в знакомый соседу карман с деньгами.

— Это — за ловкость.

Сосед вдруг подумал, что если ему сейчас подойти к мужичку, то мужичок одарит и его. Одарит просто за то, что он оказался по воле случая его соседом.

Заинтересовал Григорий Пестов не только своего соседа. Почти все жители улицы — от мала до велика — хотя бы раз всего, но посмотрели, как строится новый поселенец. А строился Григорий с утра до позднего вечера — дом, как квашня на доброй закваске, рос на глазах. Да и неудивительно: каждодневно по три-четыре человека занимались на стройке. А больше всех остальных прикладывал силы сам хозяин. Он словно двужильный был: приходил с шахты и, наскоро перекусив, брался за работу. Работал ловко, умело, любо-дорого посмотреть. С первого взгляда было ясно: Григорий Пестов — мастер своего дела. Тут возразить никто бы не решился. Да и попробуй возрази: вон как плотно, намертво пригоняются бревна друг к другу. Сосед его — чаще всех остальных он гостил на дворе, а иногда и помогал кое-чем — оценивал плотничье да столярное искусство Григория Пестова по самому высшему разряду.

Однажды полюбопытствовал:

— Где же всему этому научились, Григорий Иваныч?

— От деда перенял. Дед мой был человеком мастеровым. Еще церкви строил. Так он меня за собой таскал с восьми лет. Вот и приспособился я.

Сосед никак не ожидал, что выбрал он весьма удачный момент. Григорий Пестов, обычно молчаливый, неулыбчивый, вдруг оказался словоохотливым, говорил откровенно. И сосед, воспользовавшись этим, задал ему еще один вопрос, который мучил его едва ли не с первой встречи.

— Куда вы спешите, Григорий Иваныч? Так ведь ненароком и надорваться недолго. А жизнь-то она у всех одна, вот ведь в чем закавыка.

Помрачнел лицом Григорий Пестов, глаза сузились, щепотка морщин образовалась под ними, губы сомкнулись в ядовито-мрачную усмешку. Словно оправдываясь за неосторожно поставленный вопрос, сосед торопливо уточнил:

— Поймите меня верно, Григорий Иваныч. Тут поневоле подумаешь. Не разгибаючи спины — и час, и другой, и третий. Извините, если что не так.

Ждал самого худшего, уже потихоньку ругал себя за несдержанность, за жалость свою не к месту, но все обошлось самым наилучшим образом. Григорий Пестов, взглянув исподлобья на соседа, смягчился.

— На то причина есть.

С размаху вонзил топор в колоду, руки вытер и, взяв соседа под локоть, повел его во времянку.

В этот день сосед узнал очень многое из жизни странного мужичка Григория Ивановича Пестова. И тут ему снова было над чем подумать: жизнь Григория Пестова сама изводила на размышления.

Жизнь поначалу шла у Григория Пестова ровно. День цеплялся за день, складываясь из самых обычных деревенских событий. Все было просто, буднично и в то же время удивительно и прекрасно, потому что жизнь эта была естественна, шла без особых перемен. Уже позднее эти короткие дни детства виделись обычно так: сытый запах печеного хлеба, ночные костры, рыбалка, купание, набеги на чужие огороды. Единственное, что выделялось, становилось только его собственностью, — это неистребимая радость от запаха стружек, от жужжания пилы, от всплеска рубанка.

Так ровно катилось до страшной июльской ночи. В эту ночь Григорий лишился одновременно отца и матери. По неизвестной причине загорелся склад, в котором хранилось колхозное зерно. Отец был сторожем, побежал спасать народное добро. Вынес больше половины мешков, а потом не успел выскочить из горящего сарая — обрушилась балка и придавила его. Мать бросилась выручать, да задохнулась от дыма.

Григория в селе не было — он с дедом находился в отходе. Узнал только на третий день. На похороны не успел. В памяти остались образы матери и отца живыми, и не хотелось верить, что их теперь нет и не будет. Не раз, уже будучи взрослым, ловил себя на мысли: сейчас откроется дверь — и на пороге возникнет высокая фигура отца, а рядом — полненькая, с улыбающимся лицом мать.

А через год лишился Григорий последней родственной связи — разбился дед. Упал с лестницы-времянки, когда прилаживал лепный узор под карнизом крыши Дома колхозника. Умирая, напутствовал пятнадцатилетнего подростка:

— Твори добро да красоту, никакой работы не чурайся, не срами таланта своего. И воздаст бог за трудолюбие твое то, что ты заслужишь...

Но, видать, изменились времена — в жизни Григория больше дней оказалось худых и печальных, хотя, как и наказывал дед, творил Григорий добро и красоту усердно.

До восемнадцати лет жил Григорий в селе — учился, помогал колхозу. С бригадой плотников то коровник строил, то клуб ремонтировал, то выполнял все, что придется. Был безотказным, исполнительным. Разбуди в час ночи — молча встанет и не спросит, куда идти. Возьмет ящик с инструментами — и готов в путь-дорогу. Из села уходить не собирался, нравились ему родные места — поля,озера,чистый воздух.

Но пришлось... Пришлось, потому что бригадир плотников Зубарев узнал, что хотят у него отобрать должность и передать ее молодому, энергичному и спокойному Григорию Пестову. Узнал от человека, который в свою очередь решил чем-нибудь да насолить «вражине Зубареву», по милости которого лишился он прежних почестей. Но чем? Зубарев держался прочно, на счету у руководства колхоза был хорошем, стремился лишь к одной цели — упорядочить свою жизнь, сделать ее более крепкой, прочной. К своему бригадирству шел трудно, долго, и, конечно, лишиться этого места было выше сил его, означало крах. А кто мог занять это место? Разумеется, только Григорий Пестов. Только Гришку — сам признавался — побаивался Зубарев. И достаточно было намека. Сначала бригадир насторожился, а потом, как часто бывает с людьми такого сорта, решился на подлость. Он не писал анонимок, не жаловался председателю, он просто пришел однажды к Григорию, выпил с ним чашку чая, которым угостил его доверчивый парень, и, вытирая носовым платком толстые влажные губы, заявил: