Илья Дворкин - Взрыв

Рабочие корчуют лес и осушают болота. Готовят строительную площадку под нулевой цикл. Работа тяжелая и грязная.

И вот все эти люди сидят без воды.

Воду возят в бочках на деревянных санях-волокушах. Тащат трактором через болота за восемнадцать километров. В леспромхозе воду выдают только для питья. Люди ходят грязные, в липкой болотной жиже, злые как собаки. Безуглов боится, что они бросят все к чертовой матери и уволятся.

А между тем вода совсем рядом — стоит только пробурить пятнадцати — двадцатиметровую скважину. Пробовали рыть глубокий колодец — не выходит: грунт-плывун затягивает ствол. Зимой топили снег. Но вот уже четыре месяца, как снега нет. А старый неглубокий колодец совсем выдохся. Иссяк.

— Так что же вы не пробурите эту чертову скважину? — не выдержал Санька.

Безуглов грустно посмотрел на него и спокойно, как ребенку, стал объяснять:

— Я тоже думал, что это просто. Но у нас нет буровой установки. И, кроме того, нужен проект. Я пошел в «Инжпроект». Из «Инжпроекта» меня послали в «Гипротранс». В «Гипротрансе» сказали, что к нам не имеют отношения, предложили обратиться к нашему начальству, а у нас буровыми работами не занимаются. Круг замкнулся, и мы снова у разбитого корыта.

— А к нам... а мы что можем?

— У вас есть бурлетучка. В «Гипротрансе» все же согласились. Три недели пороги обивал.

Безуглов отвернулся. На скулах перекатывались крутые желваки. Шрам покраснел.

— В общем так: если вы согласитесь бурить, «Гипротранс» сделает проект, и у нас будет вода.

Безуглов снова замолчал. Длинными плоскими пальцами провел по глазам и тихо закончил:

— Мы живем под угрозой срыва работ. Люди дошли до предела. А дело очень важное. И люди неплохие. Очень прошу, помогите нам.

Санька вскочил, зачем-то сломал карандаш. Он даже немного обиделся. Чего там просить? И так все ясно!

— О чем говорить! Да мы сейчас же! Как к вам проехать?

Он огляделся, надеясь увидеть возбужденные и счастливые лица. Ведь другого такого случая не будет!

Но... ничего похожего на энтузиазм он не встретил.

Маринка смотрела сочувственно, Темина что-то считала на логарифмической линейке. Вера Павловна вообще отвернулась. И только незаметно вошедший Павел Александрович иронически улыбался.

— Ну, если сам товарищ Балашов ручается, тогда все в порядке, — сказал он и подошел к своему столу.

— Да я что... Я ведь сам не могу, — пробормотал Санька. — На практике я здесь, — пояснил он Безуглову.

Безуглов молча смотрел на них и медленно разминал сигарету.

Павел Александрович сопротивлялся упорно. У него не было фондов. У него не было людей. В моторе вибробура надо менять карбюратор. Не хватает дефицитных обсадных труб. И еще, и еще. Сто причин.

Но Безуглов давал деньги, людей, перебирал мотор вибробура, доставал трубы. И еще делал сто вещей. А Санька воинственно размахивал руками, опровергал доводы своего начальника и поддакивал Безуглову. В общем, вел себя совершенно нелояльно.

Его поддерживала Маринка. Таким солидным голосом. Не горячась. Она даже смету прикинула. Выходило, что эта работа поможет выполнить квартальный план.

Через два часа Павел Александрович перестал бегать по комнате и протыкать воздух решительными жестами. Он устало опустился в низкое кресло, утер пот со лба и сказал:

— Шут с вами. Загоняли совсем. Ковыряйте свою дырку, — и, обращаясь уже к Саньке, добавил: — Вы за все отвечаете, Балашов. Отвечаете, слышите? Хватит в бирюльки играть. Самое главное, проследите, чтобы был проект. За всеми подписями и печатями. Без проекта и сметы ничего делать не будем. Без них нам ни шиша не заплатят. Все.

Санька гордо посмотрел на Безуглова. Ему так и хотелось заорать: «Ну! Что я вам говорил!»

Безуглов сжал его руку длинными пальцами чуть повыше локтя.

В «Гипротрансе» Безуглова боялись. От него буквально шарахались. Их отсылали из одной комнаты в другую до тех пор, пока они не очутились у чертежного стола молоденькой девчонки. Волосы у нее были медно-рыжие, юбка в меленькую складочку, а круглую грудь туго обтягивала белая шерстяная кофточка. В общем, девчонка была что надо.

Она взглянула на Саньку большущими серыми глазами с нарисованными черными черточками во внешних уголках, и Санька поспешно снял очки. Ох, эти очки! Сколько раз давал он себе зарок сходить в мастерскую и заказать новые, в модной оправе! Потом он пригладил вихор на макушке. Но девчонка уже смотрела на Безуглова. И не без интереса, как отметил про себя Санька. Конечно! Ему бы такой шрам.

Но на Безуглова девчонка никакого впечатления не произвела, он глядел на нее спокойным недружелюбным взглядом, как на всех в «Гипротрансе». Потом объяснил, что надо.

Девчонка вела себя странно. Она ни разу не открыла рта, не задала ни одного вопроса, только кивала. Безуглов говорил, а она часто так встряхивала своей медной гривкой. И глядела на него как завороженная.

Санька пытался вставить несколько слов, но девчонка не обратила на него никакого внимания.

— Когда вы сможете закончить проект? — спросил Безуглов.

Девчонка снова кивнула и ничего не ответила. Безуглов усмехнулся и повторил вопрос. Девчонка покраснела, потом отвернулась и сказала чуть хрипловатым голосом:

— Через неделю.

Это была сумасшедшая неделя. Дни неслись, летели, скакали как бешеные. Санька с утра до позднего вечера торчал в мастерской. Вибробур был, мягко говоря, в нерабочем состоянии. Последний раз им пользовались почти год назад. Мотор и вибратор так заржавели, что их надо было полностью разбирать, каждую деталь промывать в бензине и смазывать.

Санька ни черта не понимал ни в моторах, ни в вибраторах. Конечно, теоретически он знал, как действует двигатель внутреннего сгорания. На бумаге все было легко и просто: одни клапаны закрываются, другие открываются, поршни ходят, бензин взрывается, тру-ля-ля, тра-ля-ля — мотор работает.

В общем, толку от Саньки было мало. Всем руководил Петрович — старый слесарь, всю жизнь проработавший на железной дороге.

Буровым оборудованием пользовались редко, и поэтому постоянного бригадира бурлетучки не было. Теперь все хозяйство поручили Петровичу. Он ходил и ругался страшными словами. Грозился руки-ноги оторвать какому-то Бельтюкову, сукину сыну, который бурил в последний раз.

Санька тоже ругался, но ему было смешно слушать про руки-ноги.

Петрович был маленький и худой старик с совершенно лысой головой в расплывчатых коричневых крапинках, как индюшачье яйцо, с лицом бурым и морщинистым, похожим на старый кожаный кошелек. Из складок выглядывали ясные круглые глаза. Добрые глаза. Но что поражало в Петровиче, так это руки — огромные, с мощной пястью и могучими узловатыми пальцами, темные и грубые. Такими руками, наверное, запросто можно гнуть серебряные рубли и медные пятаки. Орудовал ими Петрович артистически.