Олесь Гончар - Твоя заря

А может, и не совсем затерялись?

Участники освобождения Харькова хорошо помнят, как фашисты жгли при отступлении картинную галерею. Готовились к поджогу тщательно, бензином из канистр обливали все этажи, а возле выхода из галереи выставили еще и специальную команду автоматчиков, готовых стрелять в каждого, кто попытался бы картины спасать... Для чего нужен был этот поджог, еще одна безумная акция вандализма? И только ли одно помутнение разума, слепая озлобленность обреченных свершала его? Или, может, как раз п этом огнище должны были исчезнуть следы расхищений, совершенных высокопоставленными чиновниками рейха, которые еще раньше успели ограбить галерею, отобрав и тайно отправив самые ценные экспонаты куда-то на Запад?

Известно, что несмотря на выставленную врагом вооруженную стражу двое неизвестных харьковских пареньков, рискуя жизнью, каким-то образом сумели пробраться в пылающее здание, оттуда сквозь клубы дыма им удалось выбросить в окна несколько полотен... Наши военные журналисты настойчиво разыскивали потом тех двух безымянных смельчаков, даже по радио их несколько раз призывали откликнуться, однако ни в кутерьме первых дней освобождения, ни позже так никто и не откликнулся...

Только оставалось строить догадки.

Что среди нескольких десятков спасенных полотен нашей терновщанской Мадонны не было - это со временем нам с Заболотньш все же удалось выяснить. Так где же она? Судьбой картины время от времени оба мы не переставали интересоваться, при случае наводили справки. Спустя годы после войны на одном из аукционов в Нидерландах вроде бы мелькнуло полотно неизвестного мастера "Мадонна под яблоней", однако трудно сказать - наше то или совсем другое. Так ничего определенного до сих пор и не знаем о ее судьбе. Пеплом ли стала, как п множество других полотен галереи, или, может, и сейчас где-нибудь, чуть улыбаясь, странствует по свету?..

XXV

Океан надвигается на нас сумраком туч. Густою мглой заволокло дорогу и леса, смеркается вокруг, кажется, вотвот, и будет совсем темно, наступит ночь.

Трасса перед нами уже не та, что вела сюда: для обратной дороги Заболотный решил выбрать иной маршрут, отыскав па карте автостраду под другим номером, и хотя расстояние осталось примерно таким же, однако движение здесь, по предположению Заболотного, скоро спадет, значит, снизится загазованность трассы и можно будет чувствовать себя свободнее.

Заболотный не ошибся, дорога тут и в самом деле пошла более открытая, меньше стало всяких неводов-заграждений, которые, как он теперь признался, и ему действовали на нервы... Пейзаж изменился, бегут мили необжитых просторов, лесистых холмов-дюн с какими-то вышками вдали среди сосен. Ни реклам, ни торговых центров на обочинах трассы, природа стала тут как бы ближе к человеку, неизвестно только, что несет нам эта туча, которая надвигается со стороны океана, поднимаясь над лесами и холмами...

- Кажется, ураган надвигается,- поглядывает на тучи наша юная спутница.- Чаще всего они заходят со стороны океана.

- Испугалась? - улыбается Заболотный.

- Ничуть,- отвечает Лида, и по задорным искоркам в глазах видно, что эскадры этих облаков и в самом деле не пугают ее.

Странное дело, но после Арт Музеума девчушка как-то приободрилась, будто все там сложилось удачно, будто и вправду мы увидели ту, давно ожидаемую, к которой так стремительно мчались, Мадонну.

- "...И цветы, и шмели..." - начинает Лида вдруг вспоминать чьи-то строки и обращается к Заболотному: - Кирилл Петрович, а дальше как? Вы когда-то на берегу океана читали...

- О, ты памятливая... "И цветы, и шмели, и трава, и колосья, и лазурь, и полуденный зной... Срок настанет..."

А вот дальше забыл,- усмехнулся он и после паузы посуровевшим тоном выдохнул одним духом, глядя вперед, в лобовое стекло, за которым темнели тучи: - "...И забуду я все - вспомню только вот эти полевые пути меж колосьев и трав..." - И, чуть помолчав, взглянул в сторону океана.- А дождь все же будет!..

Туча темнеет большая, будто в детстве. Черная, с беловатыми клочьями по краю, может быть, даже градовая, она, разбухая, седеет прядями рядом с нами во всей своей грозной силе.

- Неужели не проскочим? - говорит Заболотный, не сводя с дороги глаз.

- Какой вы счастливый,- говорит Лида неожиданно.- Сколько хороших людей встречалось вам в жизни...

Вы жили на теплой планете.

- А ты разве нет, не на ней живешь? Считаешь, что сейчас похолодало? спрашивает Заболотный, но девочка молчит.

- Вот ты наслушалась, Лида, о нашем прошлом,- говорю я ей.- Каким оно кажется тебе? Ты и вправду находишь там что-то заслуживающее внимания?

- Конечно. Я столько узнала и людей, и вообще... Один Роман-степняк чего стоит... А Надька, как она была добра к вам... я будто вижу ее, молодую, улыбающуюся мать...

- И Надька, и отец ее - те люди жили в согласии со своей совестью,раздумчиво говорит Заболотный.- А тот, кто с совестью в ладах, он-то, Лида, и есть настоящий человек, а не бутафория! Ты как считаешь, Лида?

- Так и считаю.

- А мы вот с ним, с моим другом, в каком виде там предстаем? - даже вроде заискивающе спрашивает Заболотный.- Какими нас находишь? Положительными или не совсем?

- Вам видное.

- А все же? Если бы мы, представь, большинством голосов избрали тебя маленькой богиней совести... Что бы ты сказала о нас тогдашних? Наверное, подверглись бы очень суровой критике?

- Не очень, но...

- А без "но"? В самом деле: ну что бы ты изрекла?

- Что? Что стыдно мне за вас! - вдруг выпаливает девчонка.- Да, да, стыдно! Вели же вы себя... сами знаете!

Такой правдолюб, седой рыцарь, как мама о вас говорит, а чтоб Надьку защитить... А Настусю! И это называется в согласии с совестью? Это честно?

Заболотный вроде бы даже обрадовался. Обернулся ко мне повеселевший: ишь как врезала маленькая наша богиня... Наотмашь... без дипломатии!

А вслух сказал:

- Мерси за откровенность. Что ж, сами напросились...

То, что давно могло бы забыться, быльем порасти, внезапно настигает вас где-то на другом краю планеты... И никаких скидок богиня совести вам не делает, никаких смягчающих обстоятельств во внимание не принимает...

- Ну, пусть детьми были, пусть силенок не хватало, это понятно,-смилостивилась Лида.-Это еще можно учесть. Но ведь вы даже и не пытались хоть как-то заступиться за них! На глазах произвол творился, а вы... Разве неправду говорю?

Мы молчим.

И девчонка молчит, но какое-то иное у нее, чем у нас, молчание.

Первая капля разбилась о стекло, за леи ударила, расплющилась вторая... Так и не удалось проскочить!

Дождь припустил, забарабанил по стеклу, ослепляет водой, Заболотный включает щетки, потому что все стекло уже залито, дорога едва пидна. Прорвало небо. Не ливень - просто шквал воды: хлещет, как в тропиках, льет как из ведра! Чувствуется, что машине труднее двигаться, теперь ей нужно куда больше затрачивать сил, пробивая толщу встречных водяных потоков. Сверкнуло ломаной молнией в облаках, и небо прямо над нами грозно разрядилось мощным раскатом.