Григорий Ходжер - Амур широкий

— Кислое молоко выливаете? — спросила она доярок.

— Выливаем. Что делать? — ответила Мима.

— Творог надо готовить.

Учительница-горожанка сама не знала тонкостей изготовления молочных продуктов и попросила мать помочь дояркам. Вскоре, к радости Пиапона, который не знал, что доярки выливают прокисшее молоко, творог тоже стал доходной статьей в колхозе.

Пиапон все чаще и чаще задумывался над огородничеством. Он понимал, что колхозные мелкие поля, разбросанные по тайге, это ничтожно малая часть пахотной земли, которую должен иметь колхоз. Лошадям требовался овес, коровам — картофель и другие корнеплоды, колхозники не отказывались от табака, огурцов, фасоли, сои, гаоляна и чумизы, которые сеяли корейцы. Пиапона преследовала неотступная мысль привлечь к колхозному земледелию корейцев, проживавших возле рыббазы. Пусть они научат нанай огородничеству, передадут им свой вековой опыт. Посоветовался он с некоторыми колхозниками, бухгалтером, съездил к корейцам, поговорил с приятелем Ким Хен То, и перед кетовой путиной на общем колхозном собрании корейцы были приняты в колхоз «Рыбак-охотник». Теперь Пиапон знал, что земледелие в его колхозе будет не последним делом, хотят этого или не хотят колхозники вроде Холгитона, Оненка, Киле. Придется им всерьез заняться полеводством, огородничеством, придется привыкать к пище, которую дает плодородная земля.

Пока рыбаки ловили кету, вновь принятые члены артели построили овощехранилище. Вернувшись с путины, колхозники сняли урожай с полей, сложили в овощехранилище.

— Беда, далековато, — сетовал Пиапон, — мы и коровы находимся на песчаной стороне, а наше новое хозяйство, огороды, овощи — на гористой стороне. Переехать бы на ту сторону, все стало бы рядом и будто на месте.

Так зародилась в беспокойной голове Пиапона новая мысль — переселиться всем колхозом на таежную сторону, тогда колхозникам не стали бы досаждать частые наводнения, да и хозяйство выглядело бы собраннее, плотнее. Хорошая мысль — переселиться, но как осуществить ее?

Переселять целое стойбище — не пустячное дело. Деревянные дома можно переправить, но тем, кто жил в фанзах, надо строить новые. Только хорошо ли в новом стойбище строить по старинке глиняные фанзы? Люди не захотят в них жить. Деревянные дома потребуется ставить. Откуда денег взять? Не простое дело, не простое.

— Ничего, разбогатеем, — твердил себе Пиапон. — Город строится недалеко, продавать будем излишки, разбогатеем, только все надо делать с умом, не спеша…

После кетовой путины Пиапон разделил колхозников по группам: охотники, рыбаки, лесозаготовители, сельскохозяйственники. С последней группой колхозников ему не пришлось вступать в пререкания: корейцы и доярки знали свое дело. Но зато пришлось ему ругаться, настаивать, убеждать колхозников первых трех групп. Один хотел охотиться, другой рыбачить, и все вместе отказывались заготавливать лес.

— Хозяйство у нас, — убеждал Пиапон, — большое, разнообразное, нам надо заниматься новыми делами. Если все уйдете в тайгу, кто будет рыбу ловить? А рыбу мы обязаны ловить, рядом Комсомольск — город строится, много еды им надо. Если все на охоту и на рыбалку пойдете, кто будет лес заготовлять? Лес покупать мы не можем, не такие мы богатые. Сами будем готовить. Нам надо построить школу, конюшню с коровником, кое-кому деревянный дом нужен…

Председатель колхоза убеждал, доказывал, что на лесозаготовках не хуже можно заработать, чем в тайге, на охоте, а может, даже и больше. Но колхозников тянуло к знакомым с детства занятиям, хотя многие уже не раз зимой готовили лес и кормили семью на эти заработки.

Когда не подействовал метод убеждения, Пиапон перешел к действиям. Собрал членов правления, составил списки бригад: охотников, рыбаков, лесозаготовителей. Колхозники пошумели, пошумели и вскоре согласились с Пиапоном, который разумно распределил членов больших семей по бригадам: главу семьи — на охоту, детей — одних на рыбалку, других на лесозаготовки. Пришел к нему обиженный Холгитон, которого он никуда не записал.

— Меня уже за человека не считаешь? — спросил он.

— Отец Нипо, отдыхай, из дома ходи на охоту, ставь петли, капканы, — уговаривал его Пиапон.

— Это и дети могут после школы. Пошли меня в тайгу хоть кашеваром.

— Нет, в тайгу ты просился в последний раз в тот год, когда тигра убили. Все, не могу я тебя отпустить. Заболеешь там, кто поможет?

— Уничтожили шаманов и спрашиваешь, кто поможет. Пошли своего доктора, если боишься за меня.

— Тебе одному доктора?

— А чего? Сами говорили, доктора заменят шаманов. Вот и посылай.

— Нет, доктора не пошлю и тебя не отпущу. Ты же во время кеты побаливал и теперь нездоров. Сиди дома.

— Так и не найдешь мне дела?

— Может, возле коров. Но там нечего зимой делать.

— Не пойду я к этому красному зверю.

— Сиди, отец Нипо, дома, посещай по вечерам школу, сам знаешь, как там теперь весело. Тебе ликбез надо кончать.

— Голова старая, не запоминаю я эти буквы.

— Старайся.

Прошли в хлопотах два дня, и Пиапона позвали в дом Холгитона. Старик лежал на сколоченной сыновьями кровати и тяжело дышал. Пиапон сел возле него на табурет. Часы-ходики отчаянно стучали в изголовье старика, никто до сих пор не снимал с гири лишней тяжести. Пиапон посмотрел на стрелки часов и сказал: — Часы, говоришь, поспевают за жизнью, а ты решил отстать. Слишком быстро идут часы, снимай железный груз.

— Пусть идут, — прохрипел Холгитон, — они теперь отсчитывают мое время. Чем быстрее кончится, тем лучше.

— Умирать собрался?

— Хватит, пожил, повидал много.

— Ничего не много, отец Нипо, все еще впереди. Ох, сколько еще впереди нас ждет интересного — во сне не приснится.

— Это верно, отец Миры, верно. Жалко уходить, да что поделаешь, забирают меня. Потом я лежу и думаю, мешаю я вам, путаюсь под ногами. Вспомнил все как было, хотя бы с колхозом… Путаюсь я, мешаю, сам теперь понимаю.

— Никому ты не мешаешь, отец Нипо, не выдумывай.

— Обузой стал, знаю, — продолжал печально старик. — Сколько я всего увидел, почувствовал. Отец Миры, это в одну жизнь не вмещается… Будет мне что рассказать в буни. Встречу друзей, твоего отца, отца Поты, расскажу им все… только не поверят они, да и сам я не поверил бы, если 6 не видел своими глазами. Такое произошло в жизни, в одной жизни… Твой отец обрадуется за тебя, за внука Богдана обрадуется. Отец Поты, тот прыгать начнет…

— Погоди, отец Нипо, ты чего это о буни заговорил? Рано еще. Ты поживешь еще, столько увидишь, будет что рассказать, чем удивить жителей буни.

— И того, чего я увидел, хватило бы прежде десятерым сказочникам. Говорю тебе, я прожил больше чем положено мне. От жадности, что ли, один я прожил жизнь нескольких людей. По-другому не объяснишь. Трудно понять, как это в жизни одного человека произошло столько событий… А я своей главной сказки так и не успел закончить… обидно очень.