Александр Золототрубов - Тревожные галсы

— Что покраснели? — спросил командующий. — Небось за случай с матросом переживаете? Мы еще к этому вернемся. А сейчас прошу к столу. Вот карта...

Скляров подробно все доложил. Выслушав его, контр-адмирал сказал не без огорчения:

— Да, не сумел командир лодки перехитрить вас. Не сумел. Я бы, к примеру, рискнул пройти между островом и скалами, хотя мыс Звездный весьма скверное место для плавания лодок. Там рифы, мелководные банки. К тому же сложная гидрология моря. Мне тоже памятно это место, — продолжал контр-адмирал. — В мае сорок второго года, во время патрулирования, мы обнаружили вражеский конвой, и я решил прорваться внутрь конвоя и атаковать его. Замысел удался — торпеда угодила в головной транспорт, и он тут же затонул. Нас атаковали корабли охранения. В кормовой отсек хлынула вода, вышел из строя гидрокомпас. Мне ничего не оставалось делать, как взять курс на минное поле, которое выставили гитлеровцы. Вот так и спас корабль. Позже в одном из походов мы потеряли одну свою лодку. Командовал его капитан-лейтенант Василий Грачев. Я лично его знал — очень смелый был командир. Жаль мне его было до слез.

— У меня на корабле его сын служит, — сказал Скляров.

— Да? Вот не знал. Ну, и как он?

— Есть в нем отцовское... Вот-вот его боевая часть станет отличной. Я им доволен.

— Погодите, — Оживился командующий, — кажется, я видел его. Не он ли в прошлом году обеспечивал нас связью, когда проходили учения? Я тогда на прощание ему руку пожал?

— Он и есть, товарищ командующий.

Помолчали. Скляров хотел, чтобы командующий заговорил о ЧП, а он почему-то молчал. Наконец он заговорил, но не о ЧП на корабле, а о том, как обнаружили в море подводную лодку.

— Вы ее атаковали?

— И старпом, и я... Сообща действовали.

— Да, старпом. — Командующий прошелся по кабинету. — Что с ним делать, а?

— Надо его ставить командиром, — осторожно сказал Скляров. — Я ведь вам докладывал — песок намыло течением...

— Растерялся тогда ваш Комаров. — Командующий остановился у стола, снял трубку. — Кто это, Никифор Петрович? Так кого вы предлагаете на «Стремительный»? Так, Карпова, а еще есть кандидатура? Да, Карпова знаю, но он всего год как прибыл с Балтики. Да нет же, театра он еще толком не знает. Нет, нет, Карпов не подходит. Ну вот что, Никифор Петрович, завтра к десяти утра жду с Комаровым. Да, с ним... — Командующий положил трубку, взглянул на Склярова: — Значит, будем решать. Ну, что там у вас еще?.. Ах да — матрос... Он умолк, стараясь вспомнить его фамилию. Скляров подсказал:

— Гончар...

— Вот, вот матрос Гончар. Он что, самовольщик?

Скляров доложил, что матрос опоздал с берега. Прибыл на причал, а корабль ушел в море.

— Ну, а что случилось?

— Семейные обстоятельства, товарищ командующий, — Скляров почувствовал, что покраснел. — Жена радисткой на «Горбуше» плавает, сын живет где-то у бабушки, а матросу это не по душе. Конфликт семейный...

— Вы уж сами там разберитесь, — командующий на прощание пожал Склярову руку. — Когда семья вместе, тогда легче и служится.

Капитан первого ранга Серебряков читал неторопливо, с воодушевлением; матросы и офицеры, выстроенные на палубе корабля по большому сбору, стояли тихо и неподвижно.

— Боевая часть службы наблюдения и связи противолодочного корабля «Бодрый» объявляется отличной в соединении...

Эти заключительные фразы приказа теплой волной колыхнулись в душе старшего лейтенанта Грачева, он посмотрел на рядом стоявшего Кесарева, тот улыбнулся ему краешком губ, подмигнул, мол, поздравляю.

Строй распустили. Скляров подошел к Грачеву и тепло пожал ему руку:

— Молодцом. Так держать!.. — И, косо взглянув на? Кесарева, добавил: — Я бы хотел и вас видеть среди победителей в соревновании. Свою боевую часть вы также можете вывести в число отличных. Что, разве нет пороха в пороховницах? — и он добродушно улыбнулся.

Кесарев замялся, однако не смолчал.

— Слабину мне надо выбирать, товарищ командир. Сами ведь говорили...

— Ну и выбирай, — улыбка с лица Склярова сбежала. — А то ведь сам знаешь — отстающих бьют!..

— Вот так, Сережа, — сказал Грачев, когда Кесарев вслед за ним вошел в каюту и сел. — Ты знаешь, чего это стоило всем в БЧ и мне, конечно? Сутками, неделями на корабле. У меня даже на берегу в ушах звенит морзянка. Спасибо Крылову, очень старается. Теперь только бы удержать то, что сделано. Получить звание легче, чем удержать его. Ты что молчишь?

Кесарев в раздумье обронил:

— Рад за тебя, Петр, поздравляю. Это большой успех.

— А я рад, что комбриг оставил тебя на корабле. Я не знаю, сердишься ли ты на Склярова, если да, то напрасно. Он ведь просил тебя хорошо все обдумать, а уж потом садиться за рапорт. А ты разве подумал?

— Обида во мне бушевала, — признался Кесарев. — Ну, ладно, кажется, все осталось позади. А тебе, Петр, большое спасибо за поддержку. Мировой ты человек! — Он встал, прошелся по каюте. — Да, корабль... Ты знаешь, в нем святость какая-то... На корабле мы живем, как на острове, но тысячами нитей связаны с землей. Вот причал, да? Где бы ни был наш «Бодрый», а возвращается он к причалу. Я к тому, что корабль — это особый клочок родной земли.

Помолчали. Потом Петр заговорил:

— Ты вот о корабле... Верно говорил, но прежде надо в себе разобраться. Сложная эта штуковина — себя понять, на что ты способен и к чему душа лежит. Иной идет в потемках, не может сам найти дороги, ждет когда ему фонариком посветят. Ну, а кто тогда зажигать будет эти самые фонарики? Вот оно что — зажигать!..

Они говорили о службе, о том, кого какая дорога привела к морю. А потом как-то сам по себе разговор перешел на семейные дела.

— Ну, как Наташа, пишет? — спросил Петр.

Кесарев почему-то молчал, он лишь хмурил брови, отчего лицо его становилось каким-то серым, натянутым. Но вот на нем вспыхнула улыбка, и голосом, в котором Петр уловил разочарование, он сказал:

— Кажется, у нас с Наташей все кончено... Я этого ожидал. Да, я этого ожидал.

— Что еще? — Петр смотрел на него, не мигая.

Кесарев достал из кармана кителя письмо, протянул его другу:

— Прочти... — Он усмехнулся. — Она ненавидит меня; она давно вырвала меня из своего сердца. Ты знаешь, я не ожидал, что она такая злая...

Он говорил, но Грачев не прислушивался к его голосу, а читал письмо. Кажется, Наташа выплеснула в нем всю свою злость к мужу. Но больше всего Петра обескуражили вот эти ее слова:

«К тебе я не вернусь. Да и к чему? Твоя любовь живет там рядом с причалом».

Нет, она не так глупа, чтобы оставить сына без отца; нет, она по-прежнему любит Сергея, просто она все еще не пришла в себя, потому так и написала.

— Ну, теперь ты все понял? — спросил его Кесарев.