Александр Золототрубов - Тревожные галсы

Время шло, но боль не угасала. И вдруг узнаю, что ты — живой! Каким-то чудом добрался на остров и теперь лежишь в госпитале. Дали мне адрес и сказали, чтобы сразу же тебе написала.

Милый Жека, береги себя. Ты нужен не только мне... Потом все объясню, не мучься догадками.

Целую, милый, и жду ответа. Я сейчас лежу больная, а то бы сама приехала. Пишу тебе, а у самой жар.

Савчук свернул листок, чувствуя, как дрожат пальцы.

«Мне писала, а я письмо так и не получил», — подумал он.

— Кто этот Жека? Может быть, вы знали его?

Савчук ожидал, что она спросит об этом, и боялся того, что может произойти. Он шумно вздохнул.

— Нет, не знал...

Катя настороженно взглянула на него:

— Но ведь вы тоже тонули на подводной лодке?

Савчук сдержанно сказал:

— Да, я тонул... Так ведь сотни моряков тонули...

Стало тихо, слышно было, как в бухте голосили чайки. Катя смотрела куда-то на море.

— Мама пишет этому Жеке, — наконец заговорила она. — Кого она имеет в виду? А вы, Евгений Антонович, раньше знали мою маму?

— В Полярном все мы знали друг друга, — сказал он деланно-равнодушным тоном. — Помню, как-то танцевал с твоей мамой...

Катя спрятала листок в сумку.

— Положу обратно. Это мамина тайна. Я случайно нашла ее старые письма. У нее есть еще одно, которое она писала этому Жеке на лодку. Но оно вернулось, как и это. На конверте пометка: «Адресат выбыл».

— Как она чувствует себя?

— Хорошего мало. У нее сердце... — Катя помолчала. — Сегодня, утром я приехала, и она разволновалась. А может, оттого, что выхожу замуж?

Ее глаза блестели, и Савчук не мог оторвать от нее взгляда. Она была так на него похожа. Такой же нос, чуть с горбинкой, широкий, открытый лоб, крутой подбородок.

Катя, сидя на лавке, озябла, и Савчук предложил пройтись. Но она сказала, что ей пора домой.

— Может, и вы к нам зайдете?

— Не могу. — возразил Савчук. — В другой раз. На корабле ждут.

У себя в каюте Савчук стал размышлять о тех письмах, которые Юля ему посылала. Но разве он виноват в том, что не получил их?

Наутро, когда Савчук позавтракал, к нему зашел Скляров. Он сообщил, что на десять утра их приглашает к себе командующий флотом.

— Да? — удивился Савчук. — Что же это значит, не думаете ли вы, что испытания могут отменить?

— Не думаю, — твердо сказал Скляров.

Командующий флотом был в кабинете один. Чувствовалось, что он не в настроении. Вскоре и Савчук, и Скляров поняли, в чем дело. Адмирал только что вернулся из Москвы. Главком, наряду с другими вопросами, поинтересовался, как на флоте идет испытание нового оружия.

— Я доложил главкому, что осталось лишь опробовать мину, но вторую неделю море штормит, — сказал командующий. — Теперь шторм пошел на убыль, и дня через два «Бодрый» может выходить в море. Вот и пригласил вас послушать, все ли готово. Как вы, Евгений Антонович?

Савчук смущенно промолвил:

— Если говорить о мине, то, думаю, она нас не подведет. Последняя фаза испытаний. Впрочем, всякое бывает...

Адмирал взглянул на Склярова:

— Как ваш минер — Кесарев, кажется, — справится?

Скляров пожал плечами, но не успел что-либо сказать, ибо с места поднялся Савчук.

— Лично я на Кесарева полностью полагаюсь, и больше мне никого не надо.

Командующий встал.

— Так, все ясно. Кесарев так Кесарев, вам там виднее. На испытания с вами пойдет комбриг Серебряков. Я приказал начальнику штаба флота выделить для вас еще вертолет и противолодочный корабль.

— Это что, силы прикрытия? — улыбнулся Савчук.

Командующий тоже улыбнулся.

— Это кто как рассудит...

Савчук встал, хотел было прощаться, потому что Скляров уже вышел в коридор, но командующий задержал его.

— У меня, для вас, Евгений Антонович, есть тут кое-что, — и он достал из стола сверток в целлофановом мешочке. — Это вам. Кто передал? Маша, ваша милая жена. Узнала от адмирала Рудина, что я улетаю, и приехала в аэропорт. О вас все волнуется, как бы не заболели, как бы сердечко не подвело. Говорила, что ей и самой хочется побывать на Севере, да никак вырваться не может.

— Воевала она в этих краях, — тихо сказал Савчук, взяв сверток. — Спасибо вам, Семен Михайлович, — назвал он по имени адмирала.

Командующий будто не слышал его, подошел к карте.

— С Рудиным я поспорил, — вновь заговорил адмирал. — Обижен, уверяет, что район моря для испытаний мы выбрали неудачно. Кругом скалы, рифы, подводные банки, дно местами илистое, глубины большие. Все это так, но зато далеко от судоходного фарватера, а это очень важно для безопасности.

Савчук сказал, что Илья Павлович Рудин человек добрый и умница. Попал к нему Савчук в подчинение после войны, и все эти годы — рядом. Очень он доволен Рудиным.

— Согласен с вами, Рудин — смелый моряк и командир волевой. В сорок четвертом году я вручал ему медаль Нахимова, — сказал командующий.

— Я слышал, что вас тогда наградили орденом Нахимова?

— Да. А вручал мне его бывший нарком флота Николай Герасимович Кузнецов. Кстати, с этим орденом случилась прелюбопытная история, о ней я узнал гораздо позже от самого Кузнецова. А суть ее такова. По предложению наркомата Военно-Морского Флота в начале сорок четвертого года Государственный Комитет Обороны принял решение об учреждении орденов Ушакова и Нахимова первой и второй степени и медалей. Николай Герасимович лично докладывал Верховному Главнокомандующему о статутах и рисунках к орденам. Сталин одобрил рисунки ордена Ушакова, а рисунки ордена Нахимова отложил в сторону. Кузнецов даже испугался — а вдруг Сталину что-то не понравилось? Но вот Верховный Главнокомандующий подошел к своему столу, вынул оттуда орден «Победы», украшенный бриллиантами. В лучах его звезды сверкали пять рубинов. Сталин подержал орден в руке, потом вдруг спросил Кузнецова: «А что если якоря на ордене Нахимова тоже украсить рубинами, только настоящими?» Нарком флота обрадовался, сказал, что это было бы замечательно, но тогда орден получится дорогостоящим. Ничего, сказал Сталин, флот этого заслуживает. Потому-то орден Нахимова получился таким красивым.

Савчук в раздумье заметил:

— У Сталина нашлось время заняться и морскими орденами...

— Верховный Главнокомандующий высоко ценил мужество и доблесть военных моряков, ведь сколько подвигов совершили они в годы минувшей войны! — Адмирал помолчал. Он прошелся по кабинету, выглянул в окно, его взгляд остановился на обелиске героям-североморцам. — Да, война... Многим она судьбы переплела... Ну, а с миной... Не затянуть бы нам испытания, а то главком задаст перца.

Савчук вновь заверил его, что работ осталось не так уж много.

— Тут, если хотите, дело моей чести. И долга. Перед теми, с кем я плавал на лодке и кого потерял. У каждого из нас есть свой долг перед павшими. И у меня, и у вас, у всех нас есть долг. — Он сделал паузу. — Я обещаю вам, Семен Михайлович, что все сделаю на совесть. Мне важно взорвать ее. Нет, меня ничто не остановит, я все равно взорву ее, иначе зачем было сюда приезжать?