Юрий Теплов - Второй вариант

Он стоит возле машины, стройный и худощавый, похожий со спины на мальчишку. Оборачивается, весело улыбается, потом суровеет и быстро-быстро говорит по-своему, вставляя в речь русские слова:

— Рис... дукан... 350 афгани. Кооператив — 280 афгани...

Все понятно: кооператив хочет потеснить частника, продавая меру риса (7 килограммов) на 70 афганей дешевле. В этом тоже утверждение новой жизни, за которую принял смерть его брат.

...Саперы сделали свое дело, и колонна тронулась дальше.

Начинался участок пути через три Баглана: Северный, Центральный и Южный. Так назывались населенные пункты. Дехкане везли на ишаках свою нехитрую поклажу, навстречу попадались разрисованные картинками частные автомобили. Возле дуканов на низеньких и огромных квадратных столах сидели, поджав ноги, молчаливые старики. Вдоль колонн бежали с кульками мандаринов мальчишки:

— Купи, командор!

Но стоило выехать из Северного Баглана, как по нервам ударило безлюдье, напряжение стало нарастать. Опять пошли с обеих сторон темные дувалы и сухие арыки. Казалось, тишина, в которой не воспринимался гул моторов, вот-вот взорвется выстрелом, очередью.

Так и случилось. Впереди длинно прострекотал автомат, затем ближе — короткой очередью.

— Началось, — безо всякого выражения в голосе сказал сосед Новикова гвардии прапорщик Кока. Он отвечал в колонне за связь. За всю дорогу не произнес ни слова. И даже не выходил на остановках, оберегая свое хитрое хозяйство, размещавшееся в похожем на сундук ящике.

— Увеличить скорость! — прокричал в микрофон Масленников.

Новиков услышал, как сыпануло по броне горохом, как зашелся в кашле пулемет и где-то, впереди и слева, разорвалась граната. Колонна остановилась. Масленников прокричал по рации открытым текстом:

— БТР — прикрыть «Уралы»!

Новиков вывалился наружу, услышав вслед за собой голос:

— Куда?!

Но он уже сунулся носом в землю и пополз вдоль колонны, волоча за собой автомат. Душманы стреляли из развалин дувала. А их гранатометы били откуда-то издалека, из зеленой зоны: наверно, потому гранаты с шипом проходили выше. Одна чуть не черканула по командно-штабной машине, оставила только окалину на окраске.

Прикрываясь задним скатом «Урала», бил по дувалу из автомата сержант Пономарев. Новиков переполз через его ноги, проскочил между задними и передними колесами и тоже пристроился за передним скатом, посылая короткие очереди в прорехи дувала. Стрельба оттуда вроде бы стихла. Он нащупал в кармане блокнот, положил перед собой на сухую траву, но ручка куда-то запропастилась. Он шарил в одном, в другом кармане, но из-за дувала опять сыпануло огнем.

Дорогу загораживала машина Федьки Пластырева. Она как бы обезножела и обезлюдела, только слегка дымилась от кузова. Новиков увидел, как к ней пополз солдат. Вспомнил: это рядовой Фадеев, говорун и насмешник. Полз, затем вскочил на ноги, рванул вперед, рывком распахнул дверцу кабины и тут же стал заваливаться набок. Но не опрокинулся, а сполз неловко, уткнулся в землю, подтягивая к себе автомат...

Солнце светило со стороны дувала, било по глазам, и вдруг словно тень на глаза наползла. Подошли два бронетранспортера, прикрыли своими бронированными боками «Уралы», которые надо было выводить как можно скорее. А за рулем заглохшей машины оказался неизвестно откуда взявшийся Масленников... И сзади уже подходило мотострелковое подразделение, высланное с ближайшего поста боевого охранения...

Буйно цвели гранаты, обещая обильный урожай. Позади догорал бой. Раненых забрал вертолет и взял курс на север. Он увез и насмешника Виталия Фадеева, и непоседу Федьку Пластырева.

А рейс продолжался.

Новиков сидел рядом с невозмутимым прапорщиком Кокой и думал о том, что этот тихий, как ему говорили, участок дороги оказался совсем не тихим. И объяснение тут одно: рис. Именно он вызвал ярость душманов. Контрреволюции невыгодно, чтобы положение с продовольствием в республике облегчилось, чтобы люди видели, что солдаты с красными звездочками в любой момент готовы оказать им помощь.

Позднее стало известно: объединенная банда спустилась с гор и поджидала именно рисовую колонну. На что рассчитывали ее главари, трудно сказать. Может быть, хотели запугать военных водителей, заставить их отказаться от такого опасного груза?..

Масленников сидел впереди, осунувшийся и как-то враз постаревший. Новиков снова достал блокнот, помня о том, что куда-то запропастилась авторучка. Но сунул руку в карман и тут же нащупал ее. Значит, автоматный огонь на нем тоже сказался, значит, смандражировал внутренне, если не сумел нащупать авторучку. И еще он думал о том, что время лечит не только раны, но и меняет психологию людей. Жители кишлаков, слышавшие перестрелку, опасливо глядели на автомобили, на солдат с автоматами, сидевших среди мешков риса. Как поведут себя теперь шурави? Не начнут ли мстить? Шуток и улыбок не было, потому что не все душманские пули пролетели мимо. И в то же время каждый понимал, что жители кишлака ни при чем, что народ и бандиты — не одно и то же.

Вскоре показалось низенькое глинобитное здание с красным флагом — диспетчерский пункт. Дальше виднелись кишлачные дувалы. На диспетчерском пункте товарища Бахрама ждали представители местных органов власти. Они сообщили, что колонна должна разгрузиться на элеваторе здесь, а потом совершить еще один рейс: с советским командованием этот вопрос согласован.

А Новикову очень надо было в медицинский батальон, тем более что туда отправили и раненых из их колонны.

Опасность всегда сближает людей. Потому, распрощавшись с ребятами, он мысленно оставался с ними. И, уже сидя в тряском вертолете, записал фразу, сказанную на прощанье зампотехом колонны старшим лейтенантом Михаилом Железновым:

— Рис — он и сладкий, он и горький.

Горький в том смысле, что за него приходится платить кровью...

— Ну, как ты себя чувствуешь? — спросил Новиков Пластырева.

Федор лежал бледный и тихий, укрытый одеялом до подбородка. Услышав голос Новикова, открыл глаза и улыбнулся.

— ДМБ [3] ДМБ — демобилизация (разгов.) — раньше срока, — ответил. — А чувствую себя нормально.

Военный хирург капитан медицинской службы Владимир Ремез откинул одеяло. Нога, бедро — все было в бинтах. Сказал Федору несколько ободряющих слов, снова прикрыл его одеялом.

— Так не забудьте мою фамилию, — попросил Новикова Федор.

— Не забуду...

Когда вышли из палаты, хирург сказал:

— Тяжелая жизнь предстоит Пластыреву. Личная жизнь тяжелая...

Сначала Новиков не понял, а уразумев, ужаснулся услышанному. Федору же всего девятнадцать! Наверное, и женщину еще не знал в своей жизни... Спросил: