Вилис Лацис - Семья Зитаров. Том 2

В антракте Янка спросил Фрица Силиня:

— Можешь ты оказать мне услугу?

— Отчего же нет, — отозвался Фриц. — Что ты хочешь?

— У меня есть письмо. Его нужно передать вон той девушке, видишь, в третьем ряду, четвертая справа.

Он указал на Лауру. Убедившись, что Фриц запомнил ее, вкратце рассказал, кто она, где живет и как легче всего ее встретить. Потребовав, чтобы друг дал честное слово никому об этом не рассказывать, Янка дождался, пока в павильоне стемнело, и передал Фрицу письмо.

— Когда будешь его отдавать, ради бога старайся сделать это так, чтобы никто не видел, — был его последний наказ.

Фриц Силинь попытался было выполнить данное ему поручение в тот же вечер, после спектакля. Не ожидая окончания последнего действия, он вышел из павильона и встал у входных дверей, из которых должна была выйти Лаура с сестрой. Ему, правда, удалось увидеть их выходящими, но в толпе он потерял девушек и уже не мог найти — все огни в саду погасили, потому что концерт окончился.

— Ничего, я передам завтра, — успокаивал он Янку. — Это такой пустяк. Дождусь ее на улице — и в мгновение ока все сделано. А ты, шельмец, где такую красавицу подцепил? У нас в лесу ни одной такой нет.

Янка слушал и улыбался про себя.

На следующее утро в эвакуационном отделе сообщили, что для бийских беженцев эшелон на август не предусмотрен. Стало ясно: вагоны придется ждать еще, по крайней мере, две недели.

Настроение беженцев заметно упало — каждый лишний день, который приходилось томиться в лагере, ухудшал перспективы благополучного возвращения на родину. Накопленные запасы продуктов постепенно иссякали; у некоторых сухарей в мешке заметно убавилось. А в скором времени следовало ожидать осеннего ненастья и заморозков. Долго ли они тогда выдержат в своих шалашах?

— Хоть бы успеть сесть в вагоны, пока сухо, — рассуждали люди. — Если начнутся морозы, где в такой тесноте высушишь тряпки? Двадцать семь человек в маленьком товарном вагоне — там и повернуться негде будет.

Да, перспективы становились все более мрачными, но причитаниями делу не поможешь. Беженцы вооружились терпением и утешали себя надеждами, что к началу сентября им дадут вагоны. Ведь это «эвак» собрал их сюда со всего уезда, значит, он позаботится и об их отправке.

Меньше всех унывал Янка. Его жизнь только здесь приобрела содержание; любым способом ему нужно было перед отъездом завершить одно важное дело. Янка через день ходил в городской парк, бродил по базару и набережной, но встретить Лауру ему не удавалось. Фриц Силинь старался с усердием настоящего друга. Он подолгу кружил по базару и переулкам, прилегающим к берегу реки, но письмо Янки по-прежнему не было передано. И Янка уже начал подумывать о более решительных шагах.

Наступил конец августа. Янка весь день просидел в шалаше, приводя в порядок свой «архив». Он узнал, что на границе отбирают рукописи и редкие книги. О книгах он не горевал — их все равно придется по дороге продать, когда нечего будет есть; жаль лишиться рабочих набросков первой написанной им поэмы. Он отбирал важнейшее и то, что казалось наиболее ценным, вписывал в общую тетрадь — надо думать, что ее-то у него не отнимут.

Обезопасив таким образом большую часть своих «сокровищ», Янка под вечер вместе с другими парнями пошел на Бию искупаться.

В лагере их встретили звуки гармони. В сосняке, за шалашом Бренгулиса, танцевали. Сюда пришло много латышей, живущих в городе. В надежде встретить Лауру Янка направился туда. Лауры не было, но появился Эдгар Ниедра с той же самой девушкой, которую Янка видел в парке в прошлый раз. И, так же как в тот раз, Эдгар сделал вид, что не знаком с Янкой, и даже отвернулся, чтобы не отвечать на его приветствие. Поняв это, Янка все время держался поодаль. Там была и Айя, разгоряченная, с пылающими щеками, она танцевала с Рейнисом Сакнитисом и городскими парнями. Временами она поглядывала через плечо партнера на Янку, однажды даже улыбнулась и, кончив танцевать, подошла к нему:

— Почему не танцуешь?

— Разучился, — пошутил Янка.

— Иди, я тебя снова научу, — засмеялась она.

— Как-нибудь в другой раз.

— У, какой ты ленивый…

Устав от танцев, она быстро, прерывисто дышала. И, словно ритм танца освободил ее от каких-то условных уз, она весело резвилась, лукаво улыбалась, точно хотела вызвать Янку на какую-нибудь отчаянную проделку. А потом вдруг снова сделалась серьезной, той тихой, спокойной Айей, которую Янка знал в тайге.

— Отец заболел… — промолвила она. — Боимся, не холера ли.

— Это плохо. Надо пригласить врача. Железнодорожная амбулатория обслуживает беженцев бесплатно.

Разговаривая, они медленно удалялись от танцевальной площадки в пустынный конец сосняка.

— Врача? Мы бы позвали, но боимся, что отца отправят в холерный барак.

— Да, верно. Но и в шалаше оставлять его опасно. Могут заболеть остальные… да и ты сама. С холерой шутки плохи.

Она с таким хладнокровием говорила о смерти, точно у нее в жизни ничего больше не осталось, — эта юная девушка, которая только что пережила восемнадцатое лето.

— Мальчик Весманов лежит в тифу. Тоже опасно, но они его держат в шалаше. Спасения все равно нет. А уж если умирать, так лучше у своих, чем в каком-то бараке.

За сосняком опять раздались звуки гармони.

— Может, вернемся? — напомнил Янка. — Опоздаешь к танцам.

— Ничего, мне хочется немного отдохнуть. Где здесь дорога к реке? Я еще не ходила туда.

— Я покажу…

Но тут наступил конец их прогулке. Не успели они дойти до дороги, ведущей к реке, как за спиной послышался голос Фрица Силиня:

— Янка, обожди!

Они остановились, испуганно посмотрели друг на друга, словно стыдясь чего-то. Фриц догнал их.

— Янка, мне нужно тебе что-то сказать… — произнес он, задыхаясь. — Я иду из города.

Айя вопросительно взглянула на Янку, но тот, стиснув зубы, отвернулся, сдерживая волнение.

— Ну хорошо, я вам не буду мешать… — сказала она и медленно пошла вперед, вероятно, надеясь, что ее окликнут. Янка молчал.

— Ну, что? — спросил он, когда Айя скрылась.

— Дело сделано, — гордо отозвался Фриц.

— Что именно?

— Я передал письмо.

— Иди ты! — Янка пытался засмеяться, но смешок оборвался. — Как тебе это удалось?

— О, это целая история.

Словно два заговорщика, они углубились в лес.

— Начиная с полудня, я дежурил на берегу реки, в том мосте, где Ниедры берут воду, — рассказывал Фриц. — Но все время приходили либо мать, либо сестры. Один раз я даже заглянул через ворота во двор, но и там ее не увидел. Тогда я отправился на базар. Вижу, идут две. У одной в руке ведро, у другой корзинка. Ходят возле телег, прицениваются. Я обошел кругом и повернул им навстречу. Вижу, что это те самые, которых ты мне тогда в театре показал.