Владимир Попов - Обретешь в бою

— Та-ак! — ответили ему несколько голосов.

— Очень часто срыв происходит именно от того, что цеху что-то недодали. И если начальник молчит, он еще более осложняет положение. Поломаем эту традицию. Чирикайте, пожалуйста, в полный голос, в любой ситуации.

Это понравилось. «Новый» был прав. Не просили помощи именно тогда, когда она больше всего была нужна, чтобы не получить лишнего упрека в плохой работе.

Збандут сообщил каждому руководителю цеха день и час, когда он будет знакомиться с положением в цехах. Обычная очередность — доменный, мартеновский, прокатные цехи — соблюдена не была. Первой шла кислородная станция, потом листоотделка — узкие места завода.

Но самое главное и самое неожиданное было впереди. Збандут наклонился к Черемных и шепотом, который навостренное ухо могло уловить совершенно отчетливо, попросил его уйти.

— Это еще почему? — опешил Черемных.

— Я должен дать одно довольно рискованное распоряжение и не хочу брать вас ни в свидетели, ни в соучастники. Узнаете о нем позже.

Если бы этого никто не слышал, Черемных, возможно, и внял бы просьбе. Но на него выжидательно смотрели десятки лиц, и он заартачился.

Збандут поискал кого-то глазами и не нашел.

— Кстати, — сказал он, — заведем такой порядок: каждый должен сидеть на определенном месте. Мне так удобнее. Сразу видно, кого нет. Вот и сейчас я не вижу начальника отдела капитального строительства.

— Его на время отпуска замещаю я. Коссэ Павел Клементьевич, — сказал сидевший у стены смуглый молодой человек с классическим греческим профилем.

— Простите, Павел Клементьевич, но я привык, чтобы с директором разговаривали стоя, — тут же сделал ему замечание Збандут.

— Простите, Валентин Саввич, вы не могли привыкнуть к этому, потому что только час как стали директором, — в тон ему, вежливо и придирчиво, ответил Коссэ.

Ожидали, что Збандут попросит гонористого инженера выйти вон. Шел процесс становления нового директора, и он может никого не пощадить во имя этого становления. Осадил Черемных, что ему какой-то инженеришка, потенциальных возможностей которого он не знает.

Но взрыва не произошло. Збандут склонил набок голову и смотрел на бросившего ему вызов человека со снисходительной усмешкой на губах.

И Коссэ не выдержал, встал.

— Ну вот. Не будем портить отношения по пустякам, — примирительно сказал Збандут. — Приберегите свой темперамент на тот случай, когда я буду неправ и вам придется убеждать меня в этом. Так вот, Павел Клементьевич, вы привыкли получать распоряжения в письменном виде или достаточно устного?

— В зависимости от того, какое распоряжение.

— Ответственное. Прекратите подачу электроэнергии и сжатого воздуха на строительство конверторного цеха. Закройте железнодорожный путь, перегородите шоссе бракованными стальными слитками. Шестнадцатитонными. Все понятно?

— Не совсем.

— С сегодняшнего дня строительство конверторного цеха прекращается.

— По чьему указанию?

— По моему. Теперь, надеюсь, понятно?

— Мне непонятно, — вмешался Черемных. — С кем вы согласовали ваше распоряжение?

— Я реализую право директора на самостоятельные действия, о которых у нас очень много говорят и еще больше пишут.

— Вы слишком торопитесь.

— Пока я тороплю других. Всех тех, кто получил объяснительные записки Рудаева и до сих пор не соизволил на них ответить. Да и после статьи в газете прошла уже неделя. А вот сейчас они будут вынуждены принимать в экстренном порядке решения. Если паче чаяния эти решения меня не устроят, мне здесь делать нечего.

Разошлись начальники цехов и отделов, но Черемных не тронулся с места. Даже уселся поплотнее и ненадежнее, как гонщик, готовящийся к старту.

— У вас ко мне есть вопросы? — холодно спросил его Збандут.

— Есть советы, — так же холодно ответил Черемных. — Вы напрасно начинаете свою деятельность не только не контактуясь с партийной организацией завода, но даже противопоставляя себя ей. Уверяю вас, ничего похвального в этом нет.

— Партийный комитет — это еще не партийная организация. К тому же вы уже должны были понять, что последнее ваше решение ошибочно. Если не поняли, помогу это сделать, а если поняли и все же настаиваете на своем, — тогда я бессилен.

Збандут открыл ящик стола, достал блокнот, перелистал его, сунул обратно, достал другой. То, что он не желал продолжать разговор, было очевидно, но Черемных не уходил.

— Почему вы, новый человек на заводе…

— …да еще привозной, импортный… — полушутя, полусерьезно вставил Збандут. — Ну, ну, слушаю.

— …новый человек на заводе, — продолжал Черемных, подогревая себя, — полагаете, что судите обо всех и вся более правильно, чем мы, действительно знающие людей и завод?

— Вы знаете один завод, а я многие, — вышел из положения Збандут. — Что касается людей, то над вами довлеют субъективные привязанности и личные антипатии. А я от них свободен.

— Но почему такое ответственное распоряжение не согласовали с нами?

— У вас было достаточно времени действовать. А вы? Вы почему-то решили, что это вопрос не вашей компетенции, и предпочли, чтобы его провернули другие. Вот я и сделал это за вас. Что еще?

— Еще не советую вам вести себя так дальше.

— Дальше будет видно.

— Скажите, вы абсолютно уверены в правильности своих действий? — прищурился Черемных.

— Пока да. Возникнут сомнения — приду посоветуюсь.

Черемных не оставалось ничего иного как подняться и выйти.

Збандут вызвал секретаршу и попросил немедленно найти Рудаева.

Тот был дома и примчался довольно быстро.

Увидев Збандута в директорском кресле, Рудаев не скрыл радостного удивления, но, когда прочитал проект приказа о своем назначении на должность главного сталеплавильщика, нахмурился.

— Не первая ли это ошибка нового директора? — без обиняков спросил он и настороженно взглянул на Збандута — может быть, слишком неуважительно и резко?

— Да, дипломат из вас, по всей видимости, не получится, — усмехнулся Збандут. — Ну что ж, мне не дипломаты нужны, а солдаты. Ошибка это или не ошибка — обнаружится очень скоро. Все в ваших руках. Как поведете себя. Я полагаю, что вы выше того, чтобы сводить личные счеты с Гребенщиковым, и достаточно напористы, чтобы проводить свою линию.

И Збандут стал наставлять главного сталеплавильщика, как вести себя в дальнейшем.

Нет, не научился еще Рудаев подавлять свои эмоции. И горевал и радовался в полную меру. Сегодня радость была так сильна, что он чувствовал себя опьяненным и испытывал непреодолимую потребность разделить ее с кем-нибудь. Была бы поблизости Лагутина, бросился бы к ней и расцеловал. Горечь обиды от последней встречи в Тагинске притупилась, всплеск радости растопил последние ее остатки, и теперь ему исступленно захотелось увидеть ее. Куда себя деть? Смотаться к родителям, что ли? Но вспомнил, что отец должен быть сейчас в цехе. Порадовать Жаклину? Пожалуй, она уже обо всем осведомлена. Такие новости распространяются с быстротой звука. Закатиться бы в ресторан с ребятами, которые поднимали в нем дух в тяжкое время. Но снова вступил в силу неписаный закон, которого свято придерживался, — в злачных местах с подчиненными не показываться.