Анатолий Злобин - Дом среди сосен

Командующий поднял брови, и глаза его сделались плоскими:

— Вы, наверное, ожидали, что немцы будут встречать вас с духовым оркестром?

А Войновскому по-прежнему казалось, что он бежит на пулемет. Он сделал шаг от двери и сбивчиво заговорил:

— Разрешите доложить, товарищ генерал. Мы три раза шли в атаку. Я сам кричал... понимал роту. Последняя в восемь ноль-ноль, меня уже не было. Но я знаю... Большая плотность, десять пулеметов на километр. И ракеты. Очень много ракет. Но мы бы все равно взяли берег, если бы не мины. Сплошная минная полоса. Прыгающие... Прямо на льду. В ста метрах от берега. И пушечный огонь. Очень сильный... Автоматическая «собака»... Три «собаки». Убит замполит капитан Рязанцев. Убит командир роты. Свыше сорока человек на минах... Подбито шесть пушек.

— Ишь ты, — сказал Игорь Владимирович. — Кто вас учил так докладывать? Шмелев?

— Никак нет, товарищ генерал. Майор Клюев. Но мы бы взяли, товарищ генерал, честное слово, если бы не мины. Мы рвались к берегу... Совсем близко подбежали... А когда они начали взрываться, стало страшно...

— Страшно? — Игорь Владимирович положил голову набок и с интересом посмотрел на Войновского. — Первый раз слышу на войне такое слово. Такого слова нет в Красной Армии. Видно, вас плохо учили. Мины. — Игорь Владимирович поджал нижнюю губу и усмехнулся. — Мины изобретены сто лет назад, не делайте вид, что вам принадлежит честь этого открытия. Интересно, где была разведка?

— Армейская разведка два раза ходила в Устриково за языком, — сказал полковник Рясной с кровати. — И оба раза неудачно. Система обороны противника была не проявлена.

— Благодарю вас, — сказал Игорь Владимирович, — вы очень хорошо осведомлены о действиях армейской разведки. А где же была ваша?

— Минное поле рассыпано прямо на льду, очевидно, совсем недавно. Как вы понимаете, его не могло быть, пока не было льда. А первый отдел вашего штаба запретил нам проводить разведку перед операцией.

— Где сейчас батальоны? — спросил Игорь Владимирович.

— В четырехстах метрах от берега, — сказал Войновский.

— Лежат на льду?

— Так точно, товарищ генерал...

План операции казался командующему армией простым и смелым. Это был чуть ли не хрестоматийный план, во всяком случае после войны он был бы достоин войти в хрестоматию. Два усиленных стрелковых батальона выходят на лед Елань-озера и пересекают его под покровом ночи. Достигнув к рассвету противоположного берега, батальоны разворачиваются в боевые порядки, скрытно подходят на расстояние броска для атаки и при поддержке полковых пушек, батальонных минометов и ротного стрелкового оружия атакуют и занимают крупный населенный пункт Устриково. Так выполняется первая часть операции — захват шоссейной дороги. После этого батальоны продвигаются в глубь берега, занимают еще несколько населенных пунктов — Борискино, Куликово и другие и выполняют вторую часть задачи — перерезают железную дорогу в районе разъезда Псижа, взрывают железнодорожный мост и нарушают коммуникации врага на линии Большая Русса — Старгород, помогая тем самым осуществить в дальнейшем наступательную операцию армии.

Основной расчет этого замысла строился на элементе внезапности: ночной марш по льду, скрытый подход, внезапная атака. И вот два усиленных стрелковых батальона вместо того, чтобы перерезать коммуникации противника, лежат на льду в четырехстах метрах от берега. Элемент внезапности утерян, немецкое командование могло сосредоточить резервы, чтобы противодействовать батальонам, штурмующим берег. Тем самым ставился под угрозу срыва успех наступления всей армии, которое должно было начаться спустя сорок восемь часов после захвата Устрикова и о котором знали пока всего несколько человек: командующий армией, три-четыре старших офицера его штаба и Ставки Верховного главнокомандования.

От того, сумеют или не сумеют два стрелковых батальона преодолеть четыреста метров пространства, зависела теперь судьба наступательной операции всей армии.

Таков был этот план, достойный хрестоматии: он был согласован со Ставкой и утвержден ею, и Игорь Владимирович теперь никак не понимал, почему батальоны лежат в четырехстах метрах от берега и не могут преодолеть их — всего четыреста метров ровного, чистого пространства, весьма удобного для фронтальной атаки. Назначенное наступление армии не могло остановиться или задержаться оттого, что два батальона, две тысячи штыков лежат на льду, но судьба его целиком зависела от этих двух батальонов.

Вывод напрашивался сам собой — он был единственным: батальоны должны подняться и во что бы то ни стало пройти эти четыреста метров.

— Где Клюев? — спросил Игорь Владимирович.

— Связь с Луной будет через пять минут, — сказал капитан. — Еще стаканчик?

— Вызовите Славина, — сказал командующий.

— Игорь Владимирович, — перебил полковник Рясной, — Славин тут не поможет. У вас есть самолеты.

Адъютант подошел к телефону и стал вызывать штаб армии. Было слышно, как радист за дверью монотонно бубнит: «Луна, Луна, как слышишь меня?..»

Командующий посмотрел на Рясного.

— Хорошо, Виктор Васильевич. Однако учтите, мои самолеты сидят на голодном бензопайке, и больше я уже не смогу предложить батальонам никакой другой помощи, кроме вашего личного участия в атаке.

Рясной ничего не ответил. Он лежал, вытянув руки поверх одеяла, и смотрел перед собой. Кончики пальцев часто дрожали, касаясь одеяла.

— Товарищ генерал-лейтенант, — с отчаянием сказал Войновский, — майор Клюев просил поддержать пехоту огнем.

— Молодой человек, — строго спросил Игорь Владимирович, — вам не кажется, что вы слишком много разговариваете?

— Славин на проводе, — сказал адъютант.

Связист быстро полз по льду, и Шмелев смотрел, как пулемет бьет по нему. Связист был парень с головой, он вовремя вскакивал и бежал, а потом снова ложился и полз, а за ним тянулся по льду тонкий провод, который змеисто разматывался из катушки.

Большая желтая ракета погасла, и вражеский пулемет на берегу замолк. Били только дальние пулеметы. Связист шлепнулся о лед, стащил со спины телефонный аппарат и стал возиться с ним. Шмелев перекатился на левый бок, ближе к аппарату.

— Резеда, Резеда! — кричал связист. Ему приходилось кричать изо всех сил, чтобы заглушить шум боя, потому что пулеметы работали не переставая и всегда, дальше или ближе, на берегу или на льду слышался треск пулеметов.

— Резеда, плохо тебя слышу, поправь заземление... А ты штык в лед воткни, вот и будет тебе земля. — Связист поднял голову и посмотрел на Шмелева горячими глазами. — Готово, това...

Шмелев даже не услышал, как ударилась пуля. Только увидел: глаза мгновенно застыли и начали угасать, покрываясь тонкой белесой пленкой. Голова гулко стукнулась о лед, и глаза закрылись от удара. Телефонный аппарат тонко запищал. Шмелев вытащил трубку из твердой руки связиста, стараясь не смотреть на его лицо.