Николай Чевельча - Рядом с молниями

— Вот вернетесь из отпуска.

— Почему же не завтра?

— Завтра не могу... И объяснить почему, не могу... Потом, при встрече расскажу.

Климов попрощался сухо. Наталья Васильевна откинулась в кресле, испытывая смешанное чувство радости и огорчения. Она вспомнила последнюю встречу с Климовым, когда он, робея, словно подросток, спросил ее: «Вам не в тягость общение со мной?» И когда она ответила, что всегда рада каждой, даже самой короткой встрече с ним, он смутился, но и радости своей не мог скрыть, да и зачем было скрывать?.. И эта его искренность растрогала ее чуть не до слез, она с нежностью подумала: «Значит, он думает обо мне!» Слово же «любит» она не посмела бы произнести даже про себя.

Климов и Смирнов прохаживались по перрону. В стороне стояли офицер и два вооруженных солдата с чемоданами, опечатанными сургучными печатями.

— Хочу добиться утверждения проекта строительства комплекса в нашем варианте. Вот взял с собой документы. Предварительно уже договорился. Маршал сказал, что соберет компетентных лиц... Надеюсь, все решится положительно.

Климов был возбужден. Смирнов его успокаивал:

— Владимир Александрович, не надо так переживать. Все у нас будет в порядке. Пишите, как вам отдыхается, звоните.

Из вокзала вышли Василевский и его жена Зоя Павловна, шумно поздоровавшаяся с Климовым:

— Здравствуйте, товарищ отпускник! Владимир Александрович, это пироги в дорогу, а еще Георгий положил кое-что. — Она посмотрела на мужа, оба засмеялись.

— Спасибо вам, — смутился Климов, — знаю я, что это за «кое-что»...

Подошел поезд. Климов распрощался с провожающими, поднялся в вагон.

Открыв дверь в купе, Владимир Александрович остановился в изумлении, увидев сидевшего у окна Караева.

— Не ожидали, да? — рассмеялся Караев.

— Действительно, это может показаться странным, — ответил Климов.

— Ночью мне позвонили. Вызывают по срочному делу. Взял билет и вот еду. Между прочим, я знал, что вы уезжаете, так что ничего удивительного.

Климов повесил шинель и китель, присел к столику.

— Сколько работы, а я в отпуск, — задумчиво произнес он. — Может, мне вернуться? Как вы считаете, Семен Денисович?

Караев посмотрел на него с нескрываемым любопытством.

— Владимир Александрович, если вы так поступите, вас перестанут уважать. И я — первый. Что хотите думайте. — Он встал: — Пойду скажу проводнице, чтобы чаю принесла.

— Не надо. Это сделаю я. — Климов взял полотенце и вышел.

Возвратился он вроде повеселевшим и приободрившимся:

— Холодная вода в умывальнике... Ну ничего, зато чай будет горячим. Меня тут снабдили в дорогу. — Он развернул пакет и выложил на стол пирожки. — Закуска и еще «кое-что»...

— А-а, напиток «фирмы» Василевских! Я знаю эту штуку. Пить надо одну-две рюмки, не больше. После трех можно ложиться спать. Смородиновая наливка. — Караев, посмеиваясь, стал откупоривать бутылку. — Как-то я у них в гостях был. Не знал их хитростей. Сладкая, мягкая. И люди приветливые. По одной да по другой... Пришлось машину вызывать.

Он принес стаканы, налил понемногу наливки.

— Ваше здоровье!

— Спасибо, Семен Денисович. — Климов выпил, причмокнул. — Удивительный вы народ... Что вы сам, что Смирнов, что Василевский. Работаете много и людей не забываете.

Климов выжидательно посмотрел на Караева: можно ли быть с ним до конца откровенным? Он понимал, что как командир не во всем безупречен. Вероятно, ошибался в чем-то, думая главным образом о выполнении заданий и подчас не замечая тех, кто работает с техникой. В последнее время его всячески избегала Зарубина. Почему? Однажды при разговоре у нее непроизвольно вырвалось: «Знаете, подполковник Караев, особист...» Что она хотела этим сказать?

Климов решился:

— Семен Денисович, а что, ваша семья всегда с вами?

Караев недоуменно посмотрел на него, и в его взгляде промелькнули лукавые искорки:

— О-о, я, кажется, понял, о чем вы... Семья со мной, семья у меня хорошая. Мало, может быть, ей внимания уделяю — загружен до предела. У вас свои заботы, у меня свои, тоже ответственные и непростые. Встречаться приходится с людьми разными, так что со стороны кто-то может и удивиться: чего это Караеву тут надо?

Открылась дверь, вошла проводница:

— Чай, как просили, товарищ полковник. Кушайте на здоровье.

Приход проводницы не нарушил их разговора. Возникшее взаимное расположение и доверие обернулось тем, что они стали интересными и нужными друг другу собеседниками, у них пошел тот задушевный разговор, когда не только хочется, но и кажется необходимым поделиться с другом всем своим сокровенным — таким, с чем и наедине с собой порой не решаешься остаться. Тяжко Климову вспоминать о погибших жене и сыне, а с Караевым сейчас и об этом говорить оказалось возможным. И о Наталье Зарубиной разговор получился без обиняков.

За окном вагона стало темнеть, на небосклоне появились первые звезды. Караев показал на них, сказал с детским изумлением:

— Посмотрите, Владимир Александрович, какие яркие! Кажутся все одинаковыми, а ведь они разные. Да-а... Говорят, в обсерватории заканчивают установку большого телескопа. Вы не знаете, как у них там дела?

— Аппаратуру им перевезли. Помогли транспортом, в уборке территории. — Он, вдруг быстро взглянув на Караева, спросил: — А что? Случилось что-либо?

— Нет, там все в порядке, — ответил Караев. — Недавно был у них, видел Наталью Васильевну Зарубину. Попросил ее выступить у нас в отделе с лекцией. Интересная и серьезная женщина, как вы считаете, Владимир Александрович?

— А я вот прилепился душой к ней, — неожиданно не только для Караева, но и для себя самого признался Климов.

Караев даже растерялся. Хоть и доверительно говорили они, но не ожидал все-таки, что Климов столь будет откровенен.

— Да, — повторил Климов. — Я ее встречал несколько раз. Говорили мы мало, но меня к ней тянет. Когда с ней — все хорошо, а останусь один — сразу перед глазами жена и сын. Вот так и живу: с заглядом вперед, но и оглядом назад. Все думаю, не предаю ли я память о них... Думаю, может, не нужно мне искать встреч с ней?

Климов смотрел на Караева и ждал от него ответа. Тот молчал.

— Вот видите, и вы не знаете, что сказать, — обреченно произнес Климов. Лицо его было спокойно, только уголки рта предательски подергивались.

— Признаться, не знаю, жизнь так сложна, — сказал Караев. — Знаю только, что Наталья Васильевна — хороший человек. С ней надо быть честным до конца. Жизнь у нее трудная. Она заслужила счастье. И может, счастье для нее — это вы, Владимир Александрович? У вас разговора, что называется, по душам не было с ней?

— Нет, Семен Денисович... Взрослые мы. Наверное, каждый стесняется спросить, рассказать о себе.