Виктор Потанин - Провинциальный человек

— Значит, в холодильнике твоем пусто? Нехорошо! Но я сам тебя угощаю! Мартюшов Яша всегда с запасом... — Он запустил руку в свой бездонный портфель и достал бутылку коньяку и несколько шоколадных плиток. Шоколад бросил на стол широким хозяйским жестом.

— Давай, дорогой, за встречу? А потом другие начнем разговоры.

— Не могу, Яша. Мне еще надо работать!

— Кого?

— Статью надо писать! За ночь надо, — солгал я, но это почему-то сразу подействовало. В его глазах я прочел уважение.

— Статью — это хорошо! Это мы понимаем! Но я бутылку не убираю. С ней будет повеселей.

— Повеселей, — ответил я машинально и отодвинулся от него. Он увидел в этом вызов и сразу напал:

— Я не заразной, браток! Чего шарахаешься, как от тифозного?

— Не сердись, Яша. Я просто задумался.

— Кого думать — и так все ясно. Я к тебе с уважением, и ты выдерживай тон. — Он захихикал и посмотрел на бутылку.

— Пробуй шоколад-то, писатель! Жены нет у тебя — кто позаботится... — И, опять хихикая, скривил лицо. — Я бы на твоем месте хорошо развернулся. Комната отдельная, никто не мешает. Я бы таку себе выбрал бабенку... Ну, а ты как?

— Подумаю, Яша, подумаю... — Я уже еле сдерживался, чтобы не нагрубить.

— Кого думать — читай давай! Я тебе все газеты собрал, а ты нос воротишь, зазнался. Эх ты, землячок... Напустить бы на тебя Колю Зырина — живо бы обучил что и как. А мы сидим, время теряем.

— Ладно, Яша. Где твоя газета? — Спросил, чтоб от него отвязаться. Но подумалось обреченно — так от него не отделаешься. Надо молчать и терпеть.

Статья называлась «В земле — наши корни». Заголовок набран высоким шрифтом — герольдом, и все слова в статье такие же высокие, гордые: «В колхозе имени Пушкина — горячие дни. И всюду тон задают молодые. По ним равняются, сверяют задания. И зерно течет непрерывным потоком. А как же иначе! Возьмем только Якова Мартюшова. В последние годы он освоил массу профессий: он и скотник, и шофер, и комбайнер. Золотые руки у парня! Вот сейчас он до винтика изучил свой комбайн «СК» и проникся к нему уважением. Парень знает: все на нынешней страде решают машины. Потому, наверное, комбайн Мартюшова побил все рекорды. И еще одно событие покоряет в судьбе этого человека. Нынешней весной он стал преподавателем в Сосновской бригаде колхоза. Мартюшов Яша стал отвечать за подготовку молодой смены механизаторов. И справляется, надо сказать, хорошо.

Среда и суббота отданы для занятий.

Двадцать человек садятся за парты, а он смотрит в эти молодые серьезные лица, слушает нескладные пока что ответы и думает: «Есть догадливые ребята! С такими не пропадешь!»

Так было еще недавно, а теперь эти ребята — на правом фланге. По их просьбе недавно по областному радио прозвучала хорошая песня. Что за песня? — спросите вы. Называется она «В земле — наши корни». Так и есть — в земле и нигде иначе!»

Я отодвинул статью, закурил. И опять Яша предупредительно зажег мне спичку. Глаза у него прямо горели. Он напоминал теперь бегуна перед стартом — сейчас выстрел-хлопок, и он рванется вперед, подомнет грудью воздух, помчится, и никакая сила не остановит.

— Ну как, Федорович? Здорово он меня расписал, прямо до костей пробирает!

Яша ликовал, играл своим галстуком, усмехался. И сразу появилась в нем небрежность, которая приходит от сознания своей силы, значения да так и остается потом с человеком. И вдруг он как бы от меня отстранился, задумался, затем встал в полный рост и стул отодвинул. Глаза смотрели теперь вниз, словно что-то там потеряли. Так прошла минута, другая — и вот Яша заговорил:

— Успехи ко мне пришли не сразу. Нет, землячок, не сразу... — Последние слова он произнес таинственно, сокровенно и вспыхнул лицом. А я мучился — пианино за стеной молчало. И сразу же надоела комната, захотелось куда-то уйти. И снова злился на Яшу, и все раздражало: и его рыжий затылок, и дыхание, густое, как у всех толстяков, даже белые, сырые ресницы его тоже злили и что-то напоминали. Хотелось на улицу, на свежий вечерний воздух, но Яшин голос стал вдруг громким и властным:

— Слушай меня и запоминай! Буду говорить, а ты слушай! Фотоаппарат, полагаю, есть?

— А зачем?

— Какой ты, браток, недогадливый.

— Но зачем все-таки? — Я снова начал терять терпение, да и раздражали его взгляд, голос, весь уверенный, наглый вид. Он уселся поудобнее, и стул под ним скрипнул. В его позе еще отчетливей проступил вызов: вот, мол, часа два подряд с тобой цацкаюсь, а ты — дурак какой-то, тетеря...

— Не смеши меня, Федорович! Никогда не поверю. А может, разыгрываешь? Мы — люди темные, деревенские.

— Хватит, Яша! Не переслушать.

— А ты не слушай, открывай свой фотоаппарат. Посмотри — с меня уж бежит. Всю рубаху хоть выжми.

— Сними пиджак, сними галстук!

— Не могу! Про солдата-то слышал? Как в столовой солдатик обедал? Не слышал? Тогда могу рассказать.

— Валяй, — я махнул рукой и начал смотреть в окно.

Яша начал громким и радостным голосом:

— Пришел солдат в ресторан, заказал котлету. Ему принесли тарелку прямо с жару и с пару. Солдат скосил глазом и говорит:

— Официант! Ты сам попробуй котлету.

— Я на работе. Не положено.

— Нет, ты попробуй!

— А вы не скандальте. Не посидели, а скандалите. Я вот крикну администратора.

— Кричи.

Приходит администратор, наклонился к солдату:

— Что угодно? В чем причина? У нас ресторан — первый класс.

— Вы котлету попробуйте!

— Я не обязан каждому пробовать.

— Нет, вы попробуйте! — опять требует солдат.

— А вы не скандальте, позову директора...

— Зови, зови!

Приходит директор. Строгий человек, в черном костюмчике. Солдат и ему:

— Вы котлету попробуйте!

— С удовольствием, но где же вилка?

— Какой ты молодец! — похвалил солдат.

— И все дело закончилось. Вот и я говорю: где же вилка, то есть фотоаппарат? — Яша захохотал и поднялся со стула. Я не знал, куда деваться от этого хохота. А он все ходил по комнате и задирал голову. И мне казалось, что рухнут стены от этих раскатов. — Я думал, землячок, ты догадливой! Зачем, говоришь, фотоаппарат? А кто Мартюшова будет снимать? Потому и в костюме сижу, при галстуке. А без портрета какая же статья? Попробуй, поешь без вилки! — И он опять захохотал. Я не вынес.

— Хватит, Яша! Я скажу.

Он сразу стих и уставился на меня.

— Нет у меня фотоаппарата. Нет и никогда не бывало.

— Только и всего, — сказал он уныло, потом поморщился и махнул рукой: — Ладно, потом дошлю свою фотографию. А теперь возьми ручку, блокнот! — И опять он сказал с нажимом, как будто приказывал, и я подчинился. Яша нахмурился, посуровел. — На чем мы? Аха! Я говорил тебе об успехах... Успехи пришли не сразу. Я много над собой работал. Учился на опыте лучших. Часто проснусь ночами и пытаю себя, ворочаюсь: правильно ли я живу, всего ли достиг, что наметил?.. Почему, землячок, не пишешь? Не нравится? Вот с мое поработай, повкалывай, тогда понравится...