Николай Островский - Том 3. Письма 1924-1936

Знаешь, Петруша, когда я читаю о твоих заковыристых летних рейсах, которые уже начали забегать и в Турцию и которые имеют тенденции завернуть в Тулон, Сидней и Сан-Франциско, меня берет сомнение, что скромное маленькое Сочи встретится на твоем пути, в общем шансы на встречу с тобой понижаются. Скажи, дружок, что это у тебя за экскурсантская болезнь? Скажи по совести, ты как, зайцем будешь ездить или легально? Если зайцем, то я советую влазить в птичий ящик вперед ногами, иначе задохнешься. Когда увидишь зеленую фуражку, старайся держаться подальше. Ну, если ты за деньги, то весь мой интерес к твоей экскурсии пропадает. Какая же это экскурсия, так и дурак сможет проехаться. Ты только приезжай, а там мы разберемся. В августе я, наверно, вернусь из санатория в Сочи. Лишь только недавно я выбрался из целой полосы физической депрессии, вчера отвалил кризис грипповый или какой-либо иной чертовины, сам не знаю. Сегодня я имею возможность, силы диктовать тебе письмо. Я, конечно, не все могу написать тебе в этом письме, поскольку у меня шумит в голове. Но еще раз тебя прошу — напиши, когда Роза приедет, чтобы я мог ее встретить. И еще одно — не уменьшай работы по пути в К. П. Милый Петруша, достань иллюстрированный прейскурант на радиоаппаратуру и прейскурант последних цен на радиоизделия, если удастся переслать с Розой. Знаешь пословицу, чем бы дитя ни тешилось… вот и я такой же «ребенок». Ну, а ты вроде мамаши (мне слышится глухой скрежет зубов и длинная волна так метров 800, по которой ты посылаешь меня в довольно далекое плаванье). Вот пока первое послание. Крепко жму твою руку, братишка. Пиши мне с Розой. Привет всем нашим друзьям. Кстати, в какой мутной воде плавает Карась и часто ли попадает на твою удочку, или эта гадкая рыбешка вообще в Харькове не водится. Я было думал послать тебе денег на покупку только что выпущенного нашими заводами громкоговорителя «Рекорд» № 1, по отзывам прекрасного репродуктора. Он стоит 30 рублей, но поскольку у меня есть только 20 рублей, а я не знаю на большом опыте, маленький тов. Петя, что репродуктор был Вами куплен и прислан, я лучше вышлю всю монету сразу и тогда уж, милый Петечка, ты купишь эту машину сразу {Так в оригинале. (Ред.) }. И, проклиная все на свете, посылая по Волге вверх и вниз, я с грустью вспоминаю счастливую встречу со мной, отошлешь его мне с немой просьбой — прекратить превращение тебя в посылочное бюро. Ну, всего хорошего, милый товарищ.

Твой Николай.

Но поручению Островского «ответственный секретарь»

Смирнова.

Сочи, ул. Войкова, № 39. Н. Островский.

22 апреля 1929 года.

16 июня 1929 года, Сочи.

Дорогой Петрусь!

Неожиданно, как снег на голову, свалился Карась. Это сверх программы рекорда Карася. Теперь эта поганая рыбешка лежит и спит, а мы с Розой пишем тебе письмо.

Карась остановился у меня. С его приездом у нас в доме сразу стало веселее. Эти чертенята, т. е. Роза, Рая и Карась — даже мертвого заставят смеяться.

Вчера мы испытывали привезенный Карасем «Рекорд». Такой нежной и чистой передачи мы еще не слыхали, несмотря на то, что ревела гроза. Вся наша семья с большим удовольствием слушала эту первую рекордную передачу. Прекрасная машинка, Петрусь! «Лилипут», окончательно замолчавший в последние дни и поставленный за это в пыльный угол, с обидной завистью смотрит на нового пришельца, так бесцеремонно вытеснившего его из мира, где властвовал и царствовал один он…

Карасик усиленно помогает мне монтировать установку. Тут уж очень кстати оказались провод и наконечники. Остается один только недочет — «Микро», но и это, я думаю, уладится в ближайшее время…

До свидания, до свидания, дорогой дружочек! Если не ответил на все вопросы — дополню потом…

Твой Николай.

«Ответственный секретарь» — Роза.

Сочи, 16/6 — 29 года.

30 сентября 1929 года, Сочи.

Милая Шурочка!

У нас сейчас все на походном положении. Остается только двинуть в путь. Малышеву посланы и письма и телеграммы. Ответа нет. Ожидаем. Еще не решен вопрос у меня, поеду ли я вообще, если Малышев не ответит. Это завтра выяснится. А то неудобно вваливаться в Москву, если Малышева там не будет.

У меня 10 дней идет отчаянное воспаление глаз. Как раз перед отъездом.

Рая получила партдокумент и нагрузку женорга ячейки…

Самокритика развернулась бурным темпом. Печать ожила и стала настоящей большевистской печатью. Вскрываются пузырьки и нарывчики. Открывается целый ряд дел и делишек. Конечно, кое-кто пытается свести и личные счеты. Здесь сейчас почти все окружное руководство. Всплывают давно забытые дела и обрисовываются в совершенно новом свете… Крайкомиссией приведены материалы о моей прошлой борьбе с руководством, и кому следует — придется ответить на серьезнейшие обвинения…

Я тебе посылаю все эти материалы, чтобы еще раз перед тобой оправдать ту отчаянную драку, какую я вел в прошлом здесь.

Мне страшно больно, что я сам не могу принять участие в развернувшейся отчаянной борьбе, здесь, в этом маленьком затрушенном Сочи.

Я думаю, что не заслужу упрека, что, живя здесь, в Сочи, держался — моя хата с краю — я ничего не знаю.

Крепко жму твою руку, милый товарищ!

У меня есть достаточно сил для невзгод и печали, ждущих меня впереди, и если жизнь мне улыбнется, сделав хотя бы гримасу, то мы еще не раз подеремся.

Передай привет Ольге и «ленинградцу», последний, наверно, на меня сердит вдоску, считая меня злым дядькой.

«Райком» тоже прилагает свою рукопись, а мать шлет искренний и горячий привет.

Коля.

Шлю и я свой горячий и искренний привет.

Роза.

Сочи, 30/IX — 29 г.

Сентябрь-ноябрь 1929 год, Сочи.

Дорогие Митя, Катя и старичок батько!

Сообщаю — мама уже стала делегаткой женотдела парткома, получила себе мандат на сие звание и начнет вместе с Раей посещать собрание женотдела и ячеек ВКП(б). Будет вовлекаться в жизнь рабочего класса. Кто знает, может быть, если у нее найдутся силы и желания получиться, то и она станет членом нашей партии, третьим по счету в семье.

Коля.

Сочи, 1929 года.

24 ноября 1929 года, Москва.

Милая Розочка!

Спешу тебе написать до твоего отъезда. Я думаю, что ты, уезжая в Сухум, заедешь в Сочи к матери и поживешь там у нее. Знаешь, Роза, может так случиться, что на зиму и я уеду в Сочи. Было бы хорошо, если бы ты осталась в Сочи, и жили бы тогда вместе. В общем, ты напиши мне письмо об этом до отъезда. Я бы много писал тебе писем, но мне трудно это, зато ты должна мне писать вовсю. Я ожидаю и с радостью читаю твои письма. Всегда, когда садишься писать кому-либо, ставь меня в первую очередь. Рая с 11 работает на фабрике и скоро пройдет чистку. У нее осталась одна задача: найти угол себе. Все же у Малышева в конторе неудобно… Я вообще думаю, чтобы Рая осталась совсем в Москве, если даже я уеду в Сочи. Здесь она получит пролетарскую закалку на производстве. Это я еще не проработал с ней. Ты, наверное, знаешь, что Петя женился, а ведь черт косолапый молчал. Пиши обо всем, что только захочешь.