Анатолий Рыбин - Люди в погонах

— Ну, как оно? — мягко спросил Мельников. — Досталось?

— Да, чувствительно, — ответил Нечаев. В голосе его комбат уловил неприятную сухость, насторожился:

— Что-нибудь случилось?

— Нет, вроде, все в порядке, — сказал тот, пожимая плечами.

— А мне кажется, не все. Говорите.

Капитан опустил голову:

— Не буду, товарищ подполковник.

— Почему?

— Не могу сейчас, лучше потом.

— Я не узнаю вас, капитан. Что с вами?

Нечаев тяжело вздохнул и приложил руку к груди:

— Вот, здесь у меня болит, товарищ подполковник. Мельников долго смотрел в розовеющее лицо замполита, как бы угадывая, что его волнует, потом сказал твердо:

— Это надо выяснить сейчас. Зачем откладывать?

Они зашли в один из пустых отсеков, стали друг против друга. Рядом с бруствера гулко, как в бочке, капала вода. Под ногами плескалась лужа. Еле справляясь с волнением, Нечаев спросил Мельникова:

— Что у вас, товарищ подполковник, с Ольгой Борисовной? Серьезно или как?

Комбат улыбнулся:

— А вы почему спрашиваете? Узнали про историю с пропуском, что ли?

— Да, узнал... И не только это...

— Что же еще? — сохраняя спокойствие, допытывался Мельников.

— Сама кое-что говорила, — неуверенно сказал Нечаев.

— Это интересно. Что же именно?

Капитан замешкался, отвел глаза в сторону.

— Да вы не стесняйтесь, — подбодрил его Мельников.

— Не в том дело, товарищ подполковник.

— В чем же?

— Прямо так не говорила, а вообще было понятно...

Мельников взял Нечаева за плечи, притянул к себе, спросил участливо:

— Вы любите ее?

Нечаев промолчал.

— Все ясно, — уверенно сказал комбат. — Тогда слушайте меня, как мужчина мужчину. Все, что беспокоит вас, неправда. Ольга Борисовна порядочная женщина, и вы не можете думать о ней плохо. Я потом на досуге расскажу вам все подробно. А сейчас, капитан, прошу поверить моей офицерской чести.

— Да я что, я не с обидой, — поправился Нечаев. — Сказал, как думал, а ведь мог и молчать, конечно.

— Вы правильно сделали, что сказали. И не держите в голове эту мысль. Скомандуйте ей шагом марш, по-солдатски.

Нечаев повеселел. Он потравил сбитую набок шапку, сказал тихо:

— Если так, то извините, товарищ подполковник.

— Эх, капитан, капитан, и как вы этому поверили?.. Ну ладно, — махнул рукой Мельников. — Пустяки, Как настроение у людей?

— Хорошее, — ответил Нечаев. — Правда, кое-кто ворчит: вода, дескать, заливает. Нельзя ли отменить глубокие работы?

— Я слышал, — сказал Мельников, — даже Крайнов такую мыслишку носит. Забывают, что война ведь и болота не обходит. — Он подумал и заключил: — Недоработка, товарищ замполит. Наша с вами недоработка... А где майор Степшин?

— На левом фланге. Подполковника Сердюка сопровождает.

— Сердюк здесь? Помогать пришел?

Нечаев вздохнул:

— Не знаю. Пока недостатки выискивает.

— Тоже работа, — сказал Мельников, а про себя подумал: «Может, Жогин что-нибудь замышляет». Но тут же отогнал эту мысль, повернулся и пошел по мокрой траншее дальше, к самому левому флангу.

Вернулся из госпиталя Груздев. К Мельникову зашел он осунувшийся, бледный, но с живыми веселыми глазами. Подполковник поднялся из-за стола, обнял ефрейтора за плечи и поцеловал дважды крепко, по-мужски.

— Ну как, ожили? Правильно! — Он кивнул в сторону окна, за которым сияло солнечное небо и тихо покачивалась верхушка тополя, розоватая, с набухшими зелеными почками. — Глядите, весна!

Взволнованный теплотой комбата, Груздев часто моргал глазами и не мог ничего ответить.

— А мы вас к награде представили, — продолжал Мельников. — Не знаю, как там будет, но представили.

Растроганный вконец ефрейтор отвернулся и провел кулаком по глазам.

— Чего это вы? — спросил комбат.

— Да так, товарищ подполковник. Очень все неожиданно. Недавно был на гауптвахте, а теперь... Но ведь в карточке у меня клеймо поставлено.

— В карточке мы спишем.

Мельников подумал, затем подошел к телефону и позвонил в роту.

— Кто это, Крайнов? — спросил он. — Вот что. Возьмите карточку взысканий и поощрений Груздева и заходите ко мне.

Старший лейтенант быстро принес карточку, положил ее перед комбатом. Тот посмотрел, спросил строго:

— А где запись о последнем взыскании?

— Не занес еще, товарищ подполковник. Не успел. Разрешите, я сейчас впишу?

— Ну вот, — недовольно сказал Мельников, — человека уже к награде представили, а мы ему старое взыскание в карточку вписывать будем.

— А чего особенного? Впишем и снимем. Законно. «Теперь я вас, товарищ Крайнов, накажу, чтобы не забывали о человеке», — подумал комбат и распорядился:

— Вписывать не нужно.

— Спасибо, товарищ подполковник, — вздохнув, проговорил Груздев и совсем тихо добавил: — Вы уж извините меня за прошлое.

— Извинить не трудно. — Комбат подошел к ефрейтору и посмотрел прямо ему в глаза. — Вы подумайте, как быстрее стрелковую славу вернуть.

Груздев энергично вытянулся:

— Думаю, товарищ подполковник. Разрешите идти?

Мельников улыбнулся: «Вот она какая, душа человеческая. Сложна и светла, как мир».

В конце дня в штабе батальона появился Сердюк. Встретив в коридоре Мельникова, сказал с нескрываемой тревогой:

— Мне вас, подполковник, нужно.

— Пожалуйста, — ответил комбат, — заходите в кабинет.

Сердюк открыл дверь, сделал несколько шагов и заговорил торопливо, словно боясь, что не успеет высказаться:

— У вас, понимаете, допускаются такие вольности, что мне приходится разбираться.

— Например?

— Сегодня, понимаете, вы не разрешили Крайнову сделать запись в карточке взысканий и поощрений ефрейтора Груздева.

— Видите ли, когда надо было записать, Крайнов забыл, — объяснил комбат, — а сейчас нет смысла. Вы сами понимаете.

— Ничего я не понимаю. Следы взысканий стерты.

— Правильно. А зачем они, если человек совершил подвиг?

— А зачем стирать? — в свою очередь спросил Сердюк.

— Цель простая. Воспитание.

— Кто знает? Цели, понимаете, бывают разные.

— Какие же?

— Разберемся позже. Сейчас, понимаете, важен сам факт: сделать запись человеку не разрешили и ему же за это объявили выговор.

Мельников вдруг насторожился, хотел еще поговорить с Сердюком, выяснить все-таки, почему это важен ему сам факт. Но тот от прямого разговора уклонился и вскоре ушел в роту.

«Странно, очень странно, — возмущенно подумал комбат. — Ходит человек по батальону, выискивает разные факты, собирает их в блокнот. А зачем? Прицепился к карточке Груздева. Нашел, называется, нарушение...»

Не успел Мельников успокоиться, вбежал Степшин, заговорил, сильно волнуясь:

— Вы поймите, Сергей Иванович, подполковник Сердюк требует, чтобы я подписал акт на тот самый бронетранспортер, который по моей вине завалился в канаву. Но ведь он давно отремонтирован. Никаких следов от аварии не осталось.