Анатолий Петухов - Люди суземья

Колхозный грузовик целый час петлял по извилистому проселку в светлых березняках и в густом мелколесье, и вот, наконец, впереди из-за поворота показались на холме тесовые и шиферные крыши домов.

Василий Кирикович разволновался, снял шляпу, протер стекла очков носовым платком.

— Это, Гера, и есть Сарга, — объявил он сыну. — Последняя деревня перед Ким-ярь... Отсюда начинается страна Вепсария.

Герман, юноша лет семнадцати, с девически свежим и чистым лицом, живо обернулся к отцу, спросил:

— И здесь живут чухари?

— Да. Только запомни — еще раз говорю! — не чухари, а вепсы. Вепсы! Чухарь — это по-старому, вроде прозвища...

— Усвоил... Русский язык, надеюсь, они знают?

— Разумеется! Причем великолепно.

Василий Кирикович смотрел на деревню и не узнавал ее. Ему помнились серые приземистые домишки — в одном из них он много раз ночевал в далекие годы юности, когда учился в Чудринском педагогическом училище; помнилось, что слева, на окраине, между сараями и дворами возвышалась выбеленная дождями и солнцем силосная башня. Но теперь ничего этого не было: ни тех домишек, ни сараев, ни башни. Обновленная деревня, выросшая по крайней мере втрое, широко раскинулась по холму. Высокие дома обшиты вагонкой и покрашены, и почти над каждым — телевизионная антенна. На месте силосной башни и сараев — длинные скотные дворы, крытые шифером.

Машина пропылила по центральной улице мимо изб с резными наличниками и зарослями черемух в палисадниках и остановилась возле почты.

— Сгружай багаж, а я справлюсь, приехали ли за нами, — сказал отец сыну и осторожно спустился на землю.

В просторном помещении почты, со стен которого яркие плакаты призывали подписываться на газеты и журналы, за столиком возле коммутатора сидела чернобровая девушка с коротенькими косичками. Она приветливо улыбнулась Василию Кириковичу, но, выслушав его, помрачнела.

— Понимаете, вашу телеграмму вручить не удалось...

— Как? — Василий Кирикович поднял брови. — Я подал ее неделю назад!

— Знаю. Но у нас нет связи с Ким-ярь.

— Что значит — нет связи?! Кто здесь начальник?

— Начальник — я...

— Почему вы не приняли мер по исправлению линии? Сколько времени она не работает?

— Пожалуйста, не кричите. У нас нет связи с Ким-ярь двенадцать лет. Что на меня так смотрите? Двенадцать лет нет ни телефона, ни телеграфа.

Василий Кирикович почувствовал слабость. Поглаживая грудь, он вышел на улицу. Запоздало подумалось, что нужно было переговорить с шофером, и тот, быть может, согласился бы доехать до Ким-ярь. Но грузовик уже пылил в конце улицы.

— Ну что, пришла за нами тачка? — спросил Герман.

— Зайди ты, поговори, — Василий Кирикович тяжело опустился на чемодан. — Я не могу!..

Герман сунул руки в карманы брюк и нехотя отправился на почту.

— Ух, какая милая крошка! — воскликнул он, переступив порог.

Девушка смотрела хмуро, темные глаза ее были влажными.

— Чем обидел тебя мой невоспитанный предок? Между прочим, и ты его малость шибанула. Валидол сосет...

— Я не виновата, что не с кем было отправить вашу телеграмму!

— Усвоил. Телеграмма не вручена. Нас не встретили. Но это же сущий пустяк! Сейчас мы позвоним в эту самую... Кимору и вызовем тачку.

— Видно, вы в самом деле ничего не знаете. В Ким-ярь нет телефона, и машины туда не ходят. Нет дороги.

Улыбка сошла с лица Германа.

— Тогда я не понимаю, кто и как должен был нас встретить. Сколько туда километров?

— До Лахты тридцать шесть. Вас могли встретить только на лошади.

— Гм... Это уже совсем интересно. Ну, спасибо!..

Василий Кирикович, ссутулясь, сидел на чемодане. Герман закурил «Столичную», лег на траву и уставился в безоблачное июльское небо.

— Выяснил что-нибудь?

— Выяснил. К твоим предкам нужно добираться на динозаврах.

— Я серьезно спрашиваю!

— А я серьезно отвечаю. Если не найдем динозавра, можно взять копытное и катить на телеге. Ни много ни мало, — тридцать шесть кэмэ... Словом, начинается романтика-экзотика, о которой ты так много говорил.

Василий Кирикович вздохнул и снова побрел на почту.

— Раз телеграмму не вручили, подскажите, что нам делать?

— Идите к бригадиру и наймите лошадь, — сухо ответила девушка.

— Лошадь? В наше время ехать на лошади?! Неужели невозможно найти машину?

— Но я же сказала: туда нет дороги. Понимаете? Нет до-ро-ги! — по слогам повторила она.

— Не понимаю. Дорога была, и она должна быть! Ездят же люди.

— На лошадях и ездят.

— Удивительно!.. Столько суток ехать, добраться до Сарги и застрять здесь в таком нелепом положении...

— Да вы напрасно расстраиваетесь, — уже мягче сказала девушка. — Бригадир у нас хороший, поможет. Сейчас он на пожнях. Ким-ярской-то дорогой пойдете, так за мостиком, налево... Там совсем близко!..

Василий Кирикович без труда отыскал эту пожню. Он еще издали услышал шум машин и людской гомон.

Работа была в разгаре. Два трактора «Беларусь» — один с граблями, другой с копновозом — стягивали сено к центру пожни. Там медленно двигался неуклюжий стогометатель, сновали женщины в белых платках, подростки, несколько мужчин.

Василий Кирикович был одет в легкий бежевый костюм, белую шляпу держал в руке и шагал по пожне медленно, в расчете, что его заметят издали и бригадир сам выйдет навстречу. Люди у стогометателя, действительно, скоро увидели его, но встречать никто не спешил. Шагах в десяти от работающих Василий Кирикович остановился, стер с лица пот и густым баритоном, внушающим невольное уважение, крикнул:

— Кто тут бригадир?

Подошел загорелый сухощавый мужчина с лоснящейся от пота грудью, негромко и почтительно поздоровался.

— Я — Тимошкин, — сказал Василий Кирикович. — Еду в Ким-ярь. Мне срочно нужна хорошая лошадь.

Бригадир понимающе кивнул, вытащил из кармана мятую пачку «Севера», постучал мундштуком папиросы о коробку.

— Чего же... Раз надо, какую-нибудь найдем.

— Мне нужна не какая-нибудь, — с нажимом произнес Василий Кирикович. — И надежный сопровождающий. Нас двое, да и порядочно багажа.

— Рабочие лошади все заняты — сенокос!.. — бригадир долго прикуривал, спрятав огонь спички в ладонях и что-то прикидывая в уме, потом обернулся, позвал: — Ванько!..

Прибежал подросток, такой же сухой и смуглый.

— Придется съездить в Лахту, — по-вепсски сказал ему бригадир.

Парнишка настороженно зыркнул глазами на Василия Кириковича, и лицо его с облупившимся носом стало по-взрослому озабоченным.

— Запряжешь Мальку. Волокуши за конюшней. Слабенькие, но в одну сторону выдержат. Там их и бросишь. Обратно приедешь верхо́м... Да почту не забудь взять. — И Василию Кириковичу, уже по-русски: — Подите с ним. Он все сделает. За лошадь на́ сторону — десять рублей в сутки. Так в колхозе постановлено.