Антонина Коптяева - Товарищ Анна

Маринка и Тайон смирно сидели на одной скамейке. Тайон позёвывал. Ему, видимо, совсем не нравилась вся эта затея с поездкой в лодке; куда лучше было бы лежать в тени, возле кухни, в обществе Рекса и кроткой беленькой Дамки. Собаки эти, жившие при доме отдыха, вообще отличались миролюбием, и Тайон сразу заважничал, оттесняя от общей миски рослого глуповатого Рекса. Несмотря на это, они трое очень дружно облаивали ночью все лесные шорохи.

— Посмотри, Тайончик, какие маленькие человечки лежат на берегу. Сколько там лодок! Там Юркин папа тоже. Он, знаешь, работает под землёй. Теперь он отдохнул и стал совсем чёрный... Прямо как из хаты дедушки Тома.

— Марина, сиди смирно!

— Я совсем смирно. Мы разговариваем. Ты видела, как Юркин папа поднял меня сегодня одной рукой? Он такой сильный!

— Ну, для того, чтобы поднять тебя, много силы не требуется!

— Нет, требуется. Он сказал: «Ух, какая ты крепенькая!» — и Маринка улыбнулась, польщённая воспоминанием. — Там ещё один есть... Ох, как он прыгает, как прыгает!..

— Сиди смирно, ты свалишься в воду.

— Я смирно... Ты видела, как он прыгает? Он умеет гасить мяч. Ты слышала, как все закричали, он чуть-чуть не оборвал сетку. Он совсем навесился на неё. У него ещё один глаз всё время подмигивает... Он испугался медведя.

— А ты уже успела спросить?

Валентина сидела на корме, молча рулила, смотрела на Анну, как она гребла легко и сильно, чуть напрягая при каждом толчке вёслами красиво округлённые мускулы смуглых рук. Анна была босиком, в просто сшитом полотняном платье, с косами, уложенными венцом вокруг головы.

«Какая она юная сейчас! — думала Валентина, прислушиваясь к звонкому сипению воды, рассекаемой лодкой. — Вот сейчас я чуточку повернула влево — и мы поехали к протоку, теперь вправо... теперь мы, подвигаемся к острову. Я могу править, как угодно, и она не сразу заметит. Что, если мы налетим на эту скалу? Лодка опрокинется и все утонем», — Валентина подумала о том, как горевал бы Андрей, но тут же она взглянула на гордую голову Анны, на её сильные руки и представила, как эти руки выхватили бы из холодной текучей глубины ребёнка, как яростно боролись бы они за его жизнь!

«А если бы случайно спаслись только я и Маринка... — подумала ещё Валентина и даже испугалась. — Вот так, наверное, и убивают и грабят! Сначала просто мерещится «это», а потом всё проще и спокойнее».

— Правьте к острову! — сказала Анна, поднимая вёсла и осматриваясь. — Вон к тому мысику. Вам нравится то место?

— Очень нравится, — ответила Валентина и покраснела.

На белом песке низкого пустынного берега громоздились кучи сухого, чисто вымытого плавника. За песком, за редкими корявыми ивами, обросшими в половодье блеклозелёными космами тины, прохладно кустился береговой лес. Женщины высадили своих пассажиров и вытащили лодку на горячий песок.

Анна натаскала груду плавника для костра, и когда огонь погнал густые завитки дыма, начала подбрасывать в костёр сухие сучья, пока он не загудел одним огромным, рвущимся вверх пламенем, окружённым дрожащим, облачком дыма с пляшущими в нём мухами пепла.

— Как же мы теперь повесим чайник? — спросила Валентина.

— Мы потом вскипятим чай... — сказала Анна, не отрывая взгляда от рыжей гривы огня, развеваемой ветром. — Смотрите, как он торопится жить, какой он жадный и как скоро всё кончится из-за его жадности.

— Это просто оттого, что сухие дрова, — отразила возможный намёк Валентина, сама вся огненная и тёплая в своём оранжевом купальном костюме. — Дайте ему сырое полено, и он начнёт ворчать и глодать нехотя, как сытая собака.

— Да, это сухие дрова, — повторила Анна.

Низкий голос её прозвучал глухо.

Они воткнули в песок четыре палки, натянули на них простыню. Слабый ветерок набегал из прибрежных кустов, щедро заплетённых диким хмелем и повиликой. Прохладой веяло от реки, а на песке в это позднее утро было жарко.

Женщины лежали и тихо разговаривали.

— Вы обещали лодырничать: ведь сегодня выходной, — говорила Валентина, купая руки в сыпучем песке; тёплые струйки его скатывались по её плечам, она ловила их ладонью, снова сыпала на плечи и шею. — Вы хотели лодырничать, а захватили книги. Разве это отдых? Я вот готова, хоть целый день лежать, ни о чём не думая.

— Ни о чём не думая? — повторила Анна.

— Ну да, ни о чём не думая, — продолжала Валентина с притворным спокойствием. — Разве вы не устали от деловых звонков, приказов, заседаний? Разве вам не хочется иногда вздремнуть среди тысячи рассуждений?

— Нет! — нервно засмеялась Анна. — Если эти рассуждения интересны, я слушаю с увлечением, если скучны и неумны, начинаю сердиться. И в том и в другом случае спать не хочется.

— А дома? — пытливо взглядывая на неё, спросила Валентина. — Когда вы приходите домой, чтобы отдохнуть, а задыхаетесь от всяких мелочей... Помните, вы так сказали? А ещё раньше выговорили совсем другое.

— Задыхаюсь? Да, иногда, но не потому, что хочу отдохнуть... Напротив, я отдыхаю именно с этими мелочами. Сейчас другое. Сейчас у меня огромное напряжение в работе, и всё постороннее ей раздражает меня сейчас. Но это так стыдно и тяжело, когда вдруг начинаешь ворчать, как старая баба. Этим оскорбляешь самое дорогое сердцу. Мне и так всегда кажется, что я мало внимания уделяю своей дочке. Нехорошо иметь одного ребёнка, — говорила Анна грустно. — Его или подавляют и забивают или балуют, но он всегда одинок и всем помеха. Если бы наша первая девочка была жива, я была бы счастливее.

— Она болела?

— Да... Мы оба учились, когда она родилась. Я приносила её из яслей и бежала в магазин. Андрей в это время возился с нею и готовился к экзаменам. Или он шёл в очередь, а я хозяйничала, также занимаясь находу. Это было трудно!

— И ребёнок умер?

— Да. Но ведь она умерла не тогда, когда мы учились. Ведь вот что обидно... Она умерла, когда мы уже начали работать, когда у нас было время и средства к жизни.

— А если бы она умерла, когда вы ещё учились, вы бы чувствовали себя виноватой? — тихо спросила Валентина

— В чём? Разве я не всё сделала бы как женщина, как мать... Всё, что от меня зависит? — Анна села, охватив руками колени и глядя, как деловито бегали у воды сизые голенастые кулички, заговорила в раздумье: — У меня были знакомые. Мы учились вместе... Когда они были на втором курсе, у них родился ребёнок. Тогда эта студентка бросила институт для того, чтобы дать возможность своему мужу «создать положение». Я помню, многие студенты восхищались её поступком, как сознательностью. И муж действительно легко закончил институт и теперь работает в аспирантуре.

— А она? — спросила Валентина с живостью.