Николай Асанов - Электрический остров

С того дня Райчилин приходил каждый вечер. Два раза он вывозил Орленову в город. Первый раз показывал свою городскую квартиру, второй раз на свидание — в городе их ждал Улыбышев. Улыбышев со стесненным сердцем признался, что не хочет появ­ляться на острове, чтобы не возбуждать неприязни Ан­дрея Игнатьевича, да и испытания в поле приближа­ются. Но он так хотел увидеть Нину Сергеевну… И Нина не только простила ему давнюю сцену, когда он так грубо говорил с нею при Андрее, но и поняла, что тогда Улыбышев поддался чистому и благород­ному порыву души, вызванному гневом, когда муж так несправедливо обижал ее.

Однако они ничего не решили. Нет, нет, они даже не говорили о возможном решении. Просто Нине было приятно сочувствие Улыбышева и Райчилина, она начала ощущать, что мир ее не так уж узок, как ей ка­залось несколько дней назад, и приобретать уверен­ность, что ей всегда помогут. А наказать Андрея было необходимо, хотя бы потому, что его глупая ревность показывала — стоит подчиниться ему, и тогда Нину ждет самая мрачная жизнь. Если же она сломит ду­рацкую ревность мужа, заставит его прийти с повин­ной, тогда все будет хорошо. Андрей никогда больше не посмеет ссориться с нею и будет вечно следовать законам, которые она установит.

Живя своим внутренним спором, она и не заме­тила, как далеко ушла от Андрея. Сергей Сергеевич продолжал навещать ее или вызывал в кабинет Улы­бышева, в котором расположился как настоящий хо­зяин. И теперь ей уже не досаждало, если он начинал запросто сравнивать мужа с Улыбышевым и оказы­валось, что Улыбышев выше и лучше. Ее только сме­шило, когда Райчилин, покачивая головой, говорил: «Вышли бы вы, Нина Сергеевна, за Улыбышева, ей-богу! О чем тут раздумывать?»

Так постепенно она подходила к выбору, хотя, в сущности, она уже выбрала, только еще не сознава­лась себе в этом…

3

Испытания прибора заканчивались. Последняя серия их должна была показать, какие помехи могут влиять на его работу. Тогда испытатели обычно со­знательно стараются убить свое детище, создавая са­мые невозможные условия, в которых прибор должен действовать. У них есть даже особое название для подобных испытаний: «Прибор в руках дурака…»

Андрей и Марина пытались сжечь прибор, пропус­кая через него самые сильные импульсы, они созда­вали толчки, которые вряд ли выдержал бы и трак­тор, где должен находиться прибор, они стреляли по нему молниями, а затем снова садились к пульту и по очереди пробовали включать и выключать транс­форматорную станцию на расстоянии 800 метров.

Это было напряженное время, и Орленов забыл о домашних неприятностях, как забыл и о музыке, ко­торая слышалась ему в голосе Чередниченко. Да и го­лос девушки изменился. От постоянного напряжения, от боязни, что их труд может пойти в архив, как одна из неудачных попыток, оба они охрипли, оба забыли о себе и своих сложных отношениях, помня только о том, что в каждом опыте возле твоего плеча есть плечо товарища, на которое можно в случае чего опе­реться…

Как раз в это время и состоялся обещанный уже давно визит руководства.

Улыбышев не приехал. Он направил в лаборато­рию Райчилина.

Прошло так много времени с того дня, когда Рай­чилин обещал навестить лабораторию, что испытатели забыли о нем. Пол, стол, тщательно вымытые тогда Мариной, были снова засыпаны стружками, обрез­ками меди и свинцовым блеском, возле небольшого токарного станка стояла лужа масла. В последние дни работникам лаборатории некогда было оглядеть­ся вокруг. Они и сами-то были не бог весть как хо­роши. Орленов забывал побриться, а Нина давно уже перестала напоминать ему, что пора переменить со­рочку и выбить пыль из костюма. Она все это время как бы и не жила дома. Когда он возвращался, она уже спала или лежала без света в запертой спальне, а когда он вставал, ее уже не было, и только горячий кофейник да приготовленная к завтраку булка, масло, сыр напоминали, что она еще существует. Марина Чередниченко выглядела не лучше. Халат ее был прожжен кислотой, руки покрылись ссадинами, ожо­гами, лицо в масляных пятнах. Но ни тот, ни другая не замечали этого до тех пор, пока однажды не раз­дался настойчивый, требовательный стук в дверь ла­боратории.

— Начальство! — шепнула Марина, и они вдруг увидели один другого.

Такое внезапное видение бывает нестерпимо яс­ным. Они взглянули друг на друга и расхохотались, не торопясь открыть дверь. Затем она умоляюще кивнула в сторону двери, за которой опять послышался дробный, сердитый стук.

— Придумайте что-нибудь, чтобы задержать ин­спекцию! — шепнула она. — Мне надо хоть умыться и причесаться!

Орленов крикнул:

— Подождите минуту, я выключу ток! Неторопливо подойдя к двери, заслоняя широкой спиной Марину, бросившуюся к умывальнику, он при­открыл ее и выглянул в щель. Перед дверью стоял Райчилин.

Сергей Сергеевич выглядел начальственно и по­кровительственно. Однако он не торопился войти в лабораторию. Тогда Орленов вышел к нему.

— Почему не соблюдаете технику безопасности? — спросил Райчилин. Он умел вдруг делаться неприятно строгим, как будто начисто вычеркивал старое зна­комство, имя, отчество и фамилию стоящего перед ним подчиненного. Он и смотрел на Орленова так, будто видел его впервые. И голос у него был скрипу­чим, сухим, словно звуки, издаваемые им, терлись один о другой, как деревья в лесу при ветре. — По­чему над дверью лаборатории отсутствует красный сигнал: «Включен ток»? А если кто-нибудь нечаянно войдет?

— Дверь всегда закрыта на ключ, — мягко отве­тил Орленов, прислушиваясь к плеску воды. «Кон­чила ли Марина свои приготовления?»

— Сигнал поставить! — безапелляционно заявил Райчилин. Затем он протиснулся мимо Орленова в дверь и встал на пороге, расставив ноги, словно боял­ся упасть.

Было смешно видеть, как он трусит. Он боялся всего — проводов, приборов, кабеля, включателей — и стоял так, словно показывал, что его дальше не за­манишь. Он — стреляный воробей и знает, что может случиться с человеком, если тот шагнет за положен­ный предел.

— Почему дефицитные материалы валяются без призора? — спросил он голосом чревовещателя, рож­давшимся как будто где-то в утробе и совсем не похожим на его обычный веселый, частый говорок. Орленов даже вздрогнул, хотя Марина привычно лю­безно улыбалась Райчилину, как будто не замечая, что он совсем не тот, каким они его обычно видели. Она успела вымыть лицо и сбросить халат и выгля­дела вполне прилично, чего нельзя было сказать о самом начальнике лаборатории.

— Испытания закончены, Сергей Сергеевич,— почтительно ответила Марина, — и завтра мы сдадим все излишки материалов обратно на склад.

— Закончены? — строгое лицо Райчилина приоб­рело иное выражение, которое проступило внезапно, словно с портрета смыли подрисовку. В нем появи­лась какая-то хищность, стремительность, как будто Райчилин готов был кинуться к прибору, обхватить его обеими руками и забрать его немедленно.