Лев Экономов - Готовность номер один

Я, между прочим, давно уже подметил: чем дольше человек в армии, тем больше он следит за собой. В первую очередь, наверно, за обувью.

— Волнуемся, — улыбнулся он, наблюдая, как готовились к торжественному событию. — Ничего, так и быть должно.

Он рассказал, как сам принимал присягу. Это было двадцать лет назад. Шла великая битва под Москвой. Тузов добровольно пошел в армию. Попал в прославленную дивизию генерала Панфилова, где, как мы знали из истории, двадцать восемь гвардейцев приняли неравный бои с пятьюдесятью вражескими танками и не пропустили гитлеровцев к столице.

Тузову тогда едва стукнуло семнадцать. Вечером он с товарищами присягал Родине, а на другой день наши войска перешли в контрнаступление и начали разгром фашистов под Москвой. В одном из боев солдата Тузова ранило в голову, и он чуть не истек кровью.

…И вот нас построили в ленинской комнате. Мы уже давно перешили пуговицы на воротниках гимнастерок, и наши шеи больше не болтались в них, погоны тоже были укорочены и не свисали с острых, еще не окрепших плеч.

Со стен на взволнованно-напряженные лица солдат глядели портреты героев Советского Союза, героев, которые сражались в войну с немецкими фашистами в составе полка. В большинстве это были молодые летчики.

Напротив, за столом, покрытым красным сукном, сидел командир полка Турбай — огромный плотно сбитый полковник с широким квадратным лицом. Рядом — его заместитель по политической части Жеребов и старшина Тузов. Перед ним лежала книга военной присяги с нашими фамилиями. Тут же находился бланк с текстом присяги.

У стены, где полковым художником был начертан «Боевой путь полка», застыли по стойке «смирно» командиры отделений. Они держали приставленные к ноге карабины и древко развернутого знамени с приколотыми к изрядно выгоревшей материи орденами. Этими орденами был награжден полк за боевые операции во время Отечественной войны.

Суровый сорок второй был не только годом нашего рождения, но и годом рождения полка. Пока мы росли, учились в школе, играли во дворах со сверстниками, полк осваивал новые истребители Лавочкина, потом Яковлева, участвовал в сражениях под Москвой, освобождал оккупированную фашистами землю, прошел с боями до Одера. За храбрость и отвагу нашим старшим товарищам (мы уже звали их однополчанами) вручались ордена и медали, а восьми летчикам было присвоено звание Героя Советского Союза. Мы рады были, что нам выпало счастье служить в этом прославленном полку, где за те годы, пока мы росли, пять раз менялась техника и каждый новый самолет был лучше прежних.

…Слушая, как товарищи, сжимая карабины, клялись «до последнего дыхания быть преданными своему народу, защищать Родину мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагом», глядя на «боевой путь полка» и невольно вспоминая рассказы Тузова о подвигах старших товарищей, я чувствовал себя законным наследником боевых свершений.

После принятия присяги отношение к нам сразу изменилось. Нас стали считать полноценными кадровыми солдатами, перевели в полк и распределили по эскадрильям и группам.

Я и Скороход попали в третью эскадрилью, в группу самолет и двигатель, а сокращенно СД, Бордюжа — в группу вооружения. Мотыля назначили планшетистом на командный пункт. Некоторые из ребят попали в ремонтные мастерские, в светодивизион.

Шмырин, всегда подчеркивавший свою исключительность, пристроился писарем в строевой отдел или, как он сам говорил, делопроизводителем. Узнав об этом, Бордюжа назвал его придурком, за что получил от старшины наряд вне очереди. Ведь должен же быть кто-то и писарем.

Тягач неожиданно останавливается. Я отрываюсь от своих дум и вижу, что мы уже на своей стоянке.

Стахов вылезает из самолета и, не говоря нам ни слова, садится в кабину тягача, уезжает на старт. Даже не посмотрел в нашу сторону.

Щербина и я в тягостном молчании зачехляем машину, а потом так же молча идем во вторую зону помогать техникам готовить самолеты к повторным вылетам.

Двигатель заревел…

Жеребов дал знак технику, чтобы отняли колодки от колес, и лихо порулил к взлетной полосе. Из выхлопной трубы вырвался тугой поток раскаленных газов, обдав стоявших у самолета душноватой керосиновой гарью.

Красивая сигарообразная машина с острыми стреловидными крыльями, приспущенными к земле, разрезая тишину ревом, воем и грохотом, с нарастающей скоростью покатилась по бетонным плитам аэродрома, уходящим к горизонту.

Самолет оторвался, не пробежав и половины полосы, и сразу же круто пошел вверх, точно его вдруг потянул кто-то из-за облаков. Со стороны казалось, что это взлетал не самолет, а огромная ракета, выпущенная под углом к горизонту. Через минуту он уже исчез в облаках.

Покусывая мундштук, Стахов отправился на командный пункт. Он просто не находил себе места и хотел хоть как-то приобщиться к полетам.

Не так-то легко было попасть в число летчиков, которые первыми из полка осваивали новую технику. Но Стахов попал. Вероятно, какую-то роль тут сыграл его разговор с командиром соединения во время инспекторского смотра.

На вопрос генерала, есть ли у Стахова какие жалобы, летчик довольно дерзко ответил вопросом:

— Когда мы получим новые самолеты?

— А чем эти плохи?

— Не плохи, а есть лучше. В других полках.

— Правильно, есть, — генерал улыбнулся. — Стало быть, в тех полках они нужнее. А почему вас интересуют новые самолеты?

На этот вопрос молодой летчик не мог ответить чистосердечно. Его ответ, как он тогда думал, мог показаться наивным и даже смешным. В самом деле, разве мог Стахов сказать, что мечтает о межпланетных путешествиях, что именно это повлияло на его решение пойти в авиацию, которую теперь называют колыбелью космонавтики. Новые же самолеты, безусловно, повышали его шансы стать летчиком-космонавтом.

— Ну что же вы молчите? — спросил генерал.

— А что говорить? Всякий предпочтет новое старому. Это же как дважды два — четыре. Вот вы лично, товарищ генерал, разве не так думаете?

Генерал, кажется, растерялся. Посмотрел на сопровождающих. «Видали такого», — говорил его озадаченный взгляд.

Офицеры неодобрительно покашливали, опустив глаза. А Юрий и сам подумал, что, видно, переборщил в разговоре с генералом, добавил как бы в свое оправдание:

— Стремление к новому свойственно каждому. Это закон природы.

— Закон природы, говорите. — Генерал покачал головой. — Ну хорошо, будем иметь вас в виду. — И пошел дальше вдоль строя, улыбаясь в усы.

Командир соединения не забыл своего обещания. Когда нужно было послать нескольких летчиков из полка, в котором служил Стахов, переучиваться на новые самолеты, генерал, что называется, проявил к нетерпеливому летчику особый интерес. Он позвонил командиру полка и спросил, как Стахов служит.