Лев Экономов - Готовность номер один

— Правильно, иду, — отзывается Мотыль, помогая нам монтировать агрегаты, — и приду. Обязательно приду, потому что этот клен и мне покоя не дает.

Девушка смеется.

На взлетно-посадочной полосе маршируют солдаты — очередное пополнение. Командиром отделения у них Скороход. Ему недавно присвоили звание младшего сержанта. Теперь Скороход напоминает степенного, бывалого солдата, прошедшего огни и воды. Он явно подражает старшине полка, когда выговаривает кому-либо из новобранцев: «Это непор-рядок!»

Семен на время освобожден от работы на аэродроме и живет вместе с молодыми солдатами, а в казарму приходит только для получения методических указаний у старшины Тузова.

На днях Скороход попросил меня провести с новобранцами беседу по истории авиации. Я не стал отказываться. Три вечера готовился, просмотрел в библиотеке около десятка книг.

Беседа прошла, в общем-то, неплохо. Даже начальнику карантина понравилась. А ведь это была моя первая в жизни беседа. Ребята задавали всякие вопросы. У большинства новобранцев были очень смутные представления о современной боевой авиации и ее назначении. Отвечая на эти вопросы, я думал: а ведь полтора года назад я был таким же вот… ну, словом, «молотком». На мне тоже топорщилась гимнастерка, и я не знал, куда деть руки. Так и хотелось их сунуть в карман, но я не имел права это делать, иначе Туз велел бы зашить карманы.

Но так или иначе, а один вопрос во время этой беседы меня крепко озадачил. Солдат спросил меня, зачем Советскому Союзу нужны самолеты-перехватчики, коли у нас есть зенитные ракеты — самое надежное оружие на земле. Об этом пишется во всех газетах и журналах. Уже одно то, что Пауэрса сбили первой же ракетой, говорит о многом. Стоит ли, дескать, нам оснащать армию самолетами, строить аэродромы, учить летчиков?

Я даже растерялся, подумал, может, и в самом деле не стоит. Новобранцы ждали ответа. Сказать, что в министерстве обороны знают, что делают, раз продолжают развивать истребительную авиацию, это, по существу, ничего не сказать.

Я обязан был дать точный и убедительный ответ, в противном случае вся моя беседа не стоила бы и ломаного гроша. Так думал я, в растерянности шаря глазами по лицам молодых солдат, точно надеялся от них получить поддержку.

Поддержка пришла от Скорохода:

— Наши самолеты тоже оснащены ракетными установками. Элементарно. Так что самое надежное оружие не сбрасывается со счетов, — сказал он. — К тому же перехватчики предназначены для того, чтобы доставить ракеты «воздух — воздух» в любую точку противовоздушной обороны, где только появится враг. А появиться он может в самых неожиданных местах, в том числе и там, где нет наземных ракетных установок. Наша земля слишком велика, чтобы ее всю «утыкать» ракетами. Да и людям надо где-то жить, землю пахать, строить.

Я с благодарностью посмотрел на Семена.

— К тому же, — продолжал он, — хороший летчик-истребитель может сделать не одну сотню успешных перехватов, а зенитная ракета, управляемая с земли, в лучшем случае может сбить только один-единственный самолет. А стоит она пока еще очень дорого. Дешевле стрелять золотыми снарядами.

Скороход как-то незаметно увлекся и стал рассказывать о современном состоянии вооружения, о сохранении «полного комплекса всех средств военной мощи», как говорят в Америке, о ставке западной военщины на периферийные войны, о проблеме создания обычных вооруженных сил.

Младший сержант был в курсе международных событий и знал, как мы должны реагировать на них, чтобы нас нельзя было застать врасплох.

Я заметил, он старается пробудить в новобранцах интерес к солдатской науке, организует встречи с солдатами сверхсрочной службы, и те рассказывают, как начинали армейскую жизнь, когда к ним пришло «второе дыхание», после чего служба уже не казалась обременительной.

Сразу же после моей беседы Скороход устроил для солдат викторину с такими вопросами: как ты знаешь уставы Советской Армии? Как ты знаешь законы армейской жизни?.. Кто больше всего набрал очков, получал приз — набор с нитками и иголками, пасту для чистки пуговиц, зубную щетку, пачку лезвий и прочую, очень нужную солдату, мелочь.

Встретившись с новобранцами, я словно посмотрел на себя со стороны. Думаю, что изменился в лучшую сторону. Впереди было еще полтора года службы. Хотелось их прослужить так, чтобы, уходя в запас, можно было сказать: всему хорошему, что появилось во мне за последние три года, я обязан армии.

Эти мысли заставляют сейчас забыть об адской жаре и о том, что мне предстоит пробыть на аэродроме еще несколько суток.

Регламентные работы подходили к концу, когда на стоянку привели новобранцев. Они уже прошли «Курс молодого бойца» и только что приняли присягу — теперь будут осваивать самолеты и работать с нами.

И вот они бродят с широко раскрытыми глазами, словно лунатики, подходят к самолетам, дотрагиваются до отдельных частей, смотрят, как техники готовят истребители к полетам.

«И мы когда-то так же впервые пришли на аэродром, и хотя на всех было техническое обмундирование, нас никто не путал с кадровыми солдатами, как их сейчас невозможно спутать с нами», — думаю я, оглядывая молодых солдат. В их движениях — неуверенность, настороженность, нетерпение.

Старший инженер подводит к нашему самолету неказистого щуплого паренька с большим носом.

— Вот получайте, пожалуйста, подкрепление, — говорит Щербине.

Техник самолета здоровается с пареньком за руку:

— Тебя как звать-то?

— Рядовой Каракин! — необычно громко, точно на полковом смотру, отвечает тот.

— А родители как называли? — капитан улыбается. И улыбка у него добрая, располагающая.

— Гога.

— Понятно. Ну вот, Гога, познакомься с моим старым кадровым механиком Виктором Артамоновым. Он тебе не хуже меня расскажет об обязанностях механика, поделится опытом.

Мы здороваемся. Рука у Гоги Каракина тонкая, с синими жилками.

— Расскажи, с чего сам начинал, — говорит мне Щербина.

С чего начинал? Невольно вспоминается эпизод с компрессией, за которой меня посылали с ведром в каптерку. Традиционная, даже, я бы сказал, затасканная шутка. Хочется и мне подшутить над новичком. Сказать ему, что с самолетом и обязанностями механика я познакомлю его попозже, а пока, мол, до зарезу нужна компрессия. Может, в самом деле дать ему ведро и послать в инструменталку?

Он бы, конечно, с готовностью, как я когда-то, взялся выполнить первое поручение. Только что-то удерживает меня. Смеяться над тем, что человеку неведомо, — просто глупо. Да и неведомо ли? Не все же приходят в армию маменькими сынками, совершенно не разбирающимися в технике. Ведь он может меня послать к ядреной бабушке, и тогда я навсегда упаду в его глазах, потеряю авторитет.