Виктор Баныкин - Андрей Снежков учится жить.

— А не сходить ли нам завтра на зайчишек? А? — сказал Борис, останавливаясь. — Ведь выходной. Пойдем на Телячий?

Мне уж давно хотелось побродить по острову. Но я не знал, говорить ли Борьке о появившемся у меня ружье или нет? Да и к ружью мне не хотелось пока прикасаться.

— Ну как? — опять спросил Борис.

— Только, знаешь... давай и Максима позовем с собой. Втроем еще веселее!

Борис с минуту молчал, негромко посвистывая.

А я уже загорелся желанием во что бы то ни стало вытащить Максимку на прогулку. Он всю зиму никуда с нами не ходил — ни на экскурсии, ни просто так на Волгу или в бор, на лыжах.

— Пожалуйста, я разве против? — сказал наконец Борис. — А он не болен? Ты у него нынче был?

— Мать у него болеет... Я еще раз схожу к нему. Идет?

— Идет!

Мы условились, где утром встретимся, и я побежал к Максиму. Максим вначале и слушать не хотел об охоте, но на мою сторону встала его мать, и он сдался.

Ура! Уж завтра погуляем вволю!

Последний раз на Телячьем острове я был месяц назад (с Колькой Мышечкиным ходили на лыжах за тальниковыми прутьями, из которых потом мастерили птичьи клетки для живого уголка). Месяц — срок будто пустяшный, а какие перемены за это время здесь произошли!

Тогда всего лишь одна буровая вышка маячила на песчаной косе восточной оконечности острова. А теперь таких вышек мы насчитали по всему острову целых девять штук! Геологи изучают структуру почв острова. Ведь через пять лет, когда построят гидростанцию, тут, между Старым посадом и Телячьим островом, будут красоваться судоходные шлюзы «Большая волжская лестница» — так сказал про эти шлюзы геолог, совсем еще молодой парень в брезентовом плаще, надетом на ватник, когда мы подошли к одной из буровых.

По этой лестнице волжские суда станут подниматься на двадцатишестиметровую высоту. Распахнутся гигантские ворота, и перед пассажирами откроются необозримые просторы нового моря. Даже представить сейчас все это невозможно!.. И везет же нам! Скоро наш город будет стоять на берегу моря, настоящего моря!

По желанию Бориса мы свернули вправо и пошли на запад. Здесь вышек не было. Вошли в рощу. Огромные, в три обхвата, осокори встречались на каждом шагу. Но и здесь, хотя и было всюду безлюдно, ни один зайчишка не попался на глаза. Даже следов свежих не заметили.

Борька шел и все ворчал: «Распугали, черти, всех зверей. А какая была тут охота!»

Мы же с Максимом не горевали. Шли и любовались прямоствольными осокорями, тонкими березками, синими, узорчатыми тенями на слепившем глаза снегу.

В одном месте, в овражке, Максим заметил следы лосихи и лосенка. Они прошли здесь недавно, вероятно на рассвете. Присев на корточки, мы долго смотрели на отпечатки копыт сильного и гордого зверя. Наверно, лосиха приводила сюда лосенка с той, Жигулевской, стороны полакомиться рябинником.

Потом мы пошли дальше. (Борис ушел вперед, он лишь мельком глянул на лосиные следы.) Немного погодя вышли на светлую солнечную полянку, и в глазах сразу зарябило от пламенеющих костром кустов шиповника.

— На штурм! — закричал Максим и первым побежал вперед.

Придерживая ружье, я бросился за ним. Все ветки шиповника были прямо-таки унизаны крупными, как цыганские серьги, пурпурными ягодами. Просто чудо, какие они были вкусные: сладковато-кислые, приятно холодные.

Посмеиваясь и толкая друг друга, принялись наперегонки обирать ягоды. В рот отправляли целыми горстями. Наелись до отвала. Хотели еще в карманы набрать, да подошел хмурый Борис и начал над нами подтрунивать.

— Вы, двуногие, оставьте немного ягод четвероногим! — говорил он. — Где ваша комсомольская сознательность?

— А ты, Борька, только попробуй, — простодушно сказал Максим. — Эх и сила! Лучше всякого там винограда!

— Я все же предпочитаю виноград! — Борис шагнул к Максиму, все еще сидевшему у куста шиповника, и, схватив его за плечи, повалил навзничь. — Хватит! Давайте-ка соревнование по стрельбе устроим, раз охота не удалась.

Его предложение мне понравилось. Решили стрелять влет. Я дал Максиму свою варежку и попросил бросать ее вверх.

Первым стрелял Борька. Шесть выстрелов — и ни одного попадания!

— Я сегодня не в норме! — сказал он, опуская к земле дымившееся ружье. — Вечером гости были... пришлось изрядно заложить за воротник... Стреляй теперь ты, Андрюшка.

Я попал в варежку только после третьего выстрела. В ней оказалось пять дырочек.

— Да, кстати, — сказал Борис, взяв из моих рук централку, — где это ты раздобыл ружьецо?

— У. знакомых взял, — ответил я. — Максим, давай варежку, теперь тебе стрелять.

— Ну еще, — Максим замотал головой. — Я разве попаду... Я в жизни в руках ружья не держал!

Но я настоял на своем. Показал ему, как надо целиться, спускать курок. Потом отбежал с варежкой в сторону.

— Максим, не робь! — крикнул я и подкинул вверх варежку.

Первый раз Максим промазал, зато второй его выстрел в клочья разнес мою варежку!

Я ликовал. Максим смущенно молчал. А Борька, покровительственно похлопав Максима по плечу, утешительно заявил:

— Чистая случайность, старик, не горюй!

Было уже три часа. Тронулись в обратный путь. Когда вышли из рощи, Максим сказал:

— Ребята, а ведь мы осенью тут работали... Помните, свеклу совхозу копали?

Оглядевшись, Борис направился к запорошенному снегом холмику. Раз ткнул ногой, другой, и — что вы думаете? — из-под снега показались те самые «крысиные хвостики», которые мы выкапывали в один из воскресных дней октября.

— Видите? — сказал нарочито строго и назидательно Борис. — Ваши, понимаешь, труды, товарищи учащиеся!

Глянув по сторонам, я увидел еще множество таких же запорошенных снегом кучек.

Правда, свекла не удалась, но в совхозе тогда сказали, что собираются скормить ее скотине. Почему же она осталась зимовать здесь?

А Борька все острил:

— Не вешайте носа, понимаешь! Это чудо агротехники — неприкосновенный фонд!

Он преотлично передразнил нашего Голубчика, и при других обстоятельствах я бы рассмеялся. Но сейчас при взгляде на эти грустные холмики мне стало обидно. Оказывается, мы напрасно трудились...

— Учтите, понимаешь, это один из видов производственного обучения! А наша артель «Красный мебельщик», понимаешь?.. — начал было снова острить Борис, но его оборвал Максим:

— Перестань! Сами виноваты. Надо было потом проверить и взбучку закатить совхозному начальству.

Уже спускались по крутояру к воложке, когда Борька, шедший все это время молча, стал хвастаться своими успехами у девчонок.

— Знаете, ребята, то одна — пригласи в кино, то другая — возьми на танцульки, — как-то легко и небрежно говорил Борис. — Умора да и только. Или еще записки... столько разных получаю! И во всех объяснения в любви!