Анатолий Рыбин - Рубеж

Прочитав письмо, Авдеев растроганно сказал Зябликову:

— Спасибо, что познакомили со своим дедом. Умный он и справедливый человек, Зосима Евстигнеевич. Будете писать, передайте от меня сердечный привет ему.

— Передам обязательно, товарищ подполковник, — пообещал Зябликов.

— И приглашайте в гости, — добавил Авдеев.

— Хорошо, товарищ подполковник. Приглашу. Он у нас такой, что враз может собраться.

— Значит, ждать будем.

Возвращая письмо солдату, Авдеев подумал, какой же молодец Нечаев, каким он все же оказался опытным психологом. Ведь надо же так растрогать старика — бывалого воина, а ефрейтора Бахтина заставил признаться в собственной нечестности.

Авдеев спросил:

— А с Бахтиным как у вас, отношения налаживаются?

— Пока трудно, товарищ подполковник. Конечно, друг на друга мы смотрим, разговариваем, но не дружим, как прежде. Но вы не беспокойтесь, товарищ подполковник, все будет хорошо — ведь невозможно находиться рядом в строю и таить друг к другу недоверие.

— Верно, таить недоверие к товарищу по оружию нехорошо, — согласился Авдеев. — Но делать вид, что вы прощаете ему все, тоже роль, поймите, незавидная.

Зябликов попытался защищать Бахтина: ссылаться на неопытность того, привычку к вольностям в стройбате.

— Ну вот, вы его уже выгораживаете, — заметил Авдеев. — А представьте, если завтра в настоящий бой с ним идти придется?

— Тогда все по-иному будет, — заверил Зябликов. — Там другая ответственность.

Авдеев настороженно прищурил свои внимательные глаза.

— Э-э-э нет, тут вы, Зябликов, не правы. Вон и прапорщик с вами, я вижу, не согласен.

— Точно, товарищ подполковник, не согласен, — сказал Шаповалов. — Я уже объяснял: дружба и долг у солдата едины. Каждый шаг друга — это твой шаг. Прежде чем сделать его, осмотрись.

— Вы правы, Федор Борисович. В армейской дружбе никакая сделка с совестью недопустима. Кстати, в письме, которое мы только что читали, тоже об этом говорится. Так ведь, Зябликов?

— Так точно, товарищ подполковник, — ответил Зябликов.

— Ну вот и разобрались вроде, — улыбнулся Авдеев.

Когда командир полка уходил из казармы, его догнал дежурный офицер, торопливо сообщил:

— Вас, товарищ подполковник, просит к телефону начальник политотдела.

— Интересно, как это он узнал, что я здесь? — спросил Авдеев.

Дежурный смущенно промолчал.

— Понятно, понятно, выдали? Нехорошо, — шутливо пожурил Авдеев дежурного.

Нечаев начал разговор в дружеском тоне:

— Вы что же приказ свой нарушаете, Иван Егорович? Солдатам и офицерам скомандовали отдыхать, а сами разгуливаете.

— Да вот зашел после ужина вместо прогулки.

— Значит, совмещаете службу с отдыхом? Веселая рационализация получается. А я, не откладывая, вот о чем спросить решил: ваша жена, может, в гарнизонной библиотеке поработать согласится? Как раз возможность появилась. У нее ведь склонность к литературе...

— Хорошо, спасибо за заботу, Геннадий Максимович, — ответил Авдеев. — Мы обсудим это с женой. — А сам подумал: «Неплохо бы, конечно, уговорить Марину принять это предложение. Тогда бы, может, и настроение у нее изменилось».

Но дома Авдеев был встречен бойкотом. Он, как вошел, сразу увидел: дверь в спальню плотно закрыта, а постель для него вынесена на диван в большую комнату. «Ну вот и снова разъехались», — грустно вздохнул Авдеев, и, не раздеваясь, лег на диван, заложил руки за голову.

Посреди ночи Авдеева разбудили глухие рыдания Марины. Войдя в спальню, он спросил:

— Что случилось?

С трудом уняв рыдания, Марина ответила вздрагивающим голосом:

— Я не хочу, чтобы наш сын жил здесь. Не хочу!

Авдеев сел рядом с женой, пригладил ее рассыпанные по подушке волосы:

— Почему не хочешь? Разве с нами ему будет хуже?

— Не знаю, как ему будет с нами. Но я не желаю, чтобы наш Максим превратился в такого же дикаря, каким стал тут шаповаловский мальчишка.

— Володька-то? А чем он плох? Великолепный парень! Не нуждается ни в каких няньках. Да он таким другом будет нашему Максиму, не нарадуешься потом.

— Боже мой, что ты говоришь? — Марина обеими руками схватилась за голову и опять залилась слезами.

— Перестань ты наконец терзать себя, — твердо сказал Авдеев.

Она приподнялась над подушкой, резко ответила:

— Я тебе не солдат. Не командуй!

Он встал, молча прошелся по комнате раз, другой. Остановившись, заговорил снова:

— Знаешь что, Марина, тебе, наверно, заняться нужно каким-нибудь делом. Тогда прекратятся эти твои страсти-мордасти.

Она вдруг деланно рассмеялась:

— Правильно! Определи меня своим адъютантом!

— А ты зря издеваешься. Геннадий Максимович предлагает тебе место в гарнизонной библиотеке. Вчера специально звонил.

Марина настороженно вскинула голову:

— И что же ты ему ответил? Расшаркался, наверно: весьма рад... благодарю...

— Не понимаю, чего же тут плохого? Человек проявил заботу, учел твои литературные наклонности...

— Оценил, значит? Радуйся, Марина, садись за библиотечный стол и начинай регистрировать книги. Регистратор с поэтическим запалом. А ведь здорово, не правда ли, товарищ начальник Степного гарнизона? А впрочем... — Она опустила голову, устало закрыла глаза. — Впрочем, у тебя свои заботы, армейские. Я же для тебя просто домохозяйка. Ты не захотел даже прислушаться к моим просьбам, когда ехал сюда с прежнего места.

Авдеев обидчиво прервал ее:

— Как ты можешь говорить такое? Ты забыла все хорошее, что ли? Вспомни, Маринушка!..

Сухие губы ее чуть слышно прошептали:

— Чего вспоминать? Что было, то уплыло, Ваня.

— Неправда, — решительно возразил Авдеев. — Я люблю тебя, как прежде. Всегда спешу домой, чтобы увидеть, услышать голос.

— Эх, Ваня, Ваня!.. — Она горько зарыдала.

— Не надо, слышишь? — сказал он тихо и, словно ребенка, попросил: — Ты усни лучше, усни.

Он чувствовал себя виноватым. В эти горячие дни действительно встречался с женой очень мало, накоротке. И завтра снова предстояли полевые занятия, стрельбы. Опять он должен подняться чуть свет, когда Марина будет еще спать, и уйдет до самого вечера. Послезавтра будет то же самое...

О прибытии в дивизию замкомандующего войсками округа Мельников узнал из телефонограммы, принятой дежурным офицером.

Мельников давно ожидал Павлова, очень хотел поговорить с ним о своей последней статье для военного журнала. Хотел он, чтобы и Наташа встретилась наконец с человеком, который, как ей казалось, знает больше других о вьетнамской войне, а значит, и о Володе. И все же к телефонограмме он отнесся с настороженностью. Раньше замкомандующего приезжал в дивизию в связи с какими-нибудь важными мероприятиями: инспекторская проверка, учения, начало освоения новой боевой техники. Сейчас ничего такого не предвиделось. Правда, Мельников старался не строить догадок. Он, как всегда, предпочел быть готовым к любым испытаниям и таким образом настраивал своих офицеров. Полковнику Жигареву, который расценил приезд замкомандующего как повторение инспекторской проверки, он сказал: