Павел Федоров - Пограничная тишина

— Продолжайте, товарищ Терехов, занятия, а я пока в холодке посижу. Потом займемся нашими комсомольскими делами.

Приехал он по поручению политотдела. Я наблюдаю. Интересно, я тебе скажу! Не передать никакими словами. Федор старается, заставляет солдат вытягивать ноги чуть не до подбородка. А если у кого не получается, подзывает и начинает распекать, да еще на лейтенанта Рощина глаз косит: знай, мол, наших. А тот, понимаешь, сидит и в свои хромовые сапожки, как в зеркало, смотрится, и улыбка у него чертовская. Тут только я разглядел Терехова и обомлел. Стоит он перед солдатами, как растрепанный в жару петух: в щиблетиках, брючки на выпуск, ворот расстегнут, а вместо фуражки на голове копна рыжих волос. Я думал, что меня инфаркт хватит... Терзаюсь, готов в окошко выпрыгнуть, да не могу, не нашелся сразу, как прекратить эту тереховскую строевую. Кстати, он скоро сам закончил ее и велел сержанту увести людей в помещение. Ты думаешь, кончилось на этом мое терзание? Как бы не так! Теперь твой подошел к Федору вплотную, словно бодать собрался, темные брови по-генеральски нахмурены, и такое стал говорить моему заместителю по политической части...

— Например? — посмеиваясь, спросил майор Засветаев.

— Согнал с меня ковш пота... В таком виде, говорит, можно выступать на сцене художественной самодеятельности, а не строевой подготовкой заниматься...

— Мои слова, — кивнул головой Иван Александрович. — Это я ему их говорил, когда он появлялся на боевой расчет в щиблетах...

— Хм! Школа-то известная... А время бежит... и парни наши подросли! Замечаю, что вместе с дисциплиной у Федора Терехова вырабатывается самостоятельный характер. Главное, строгий стал к самому себе, а с людьми — человек.

— Лейтенант Рощин назначен начальником заставы. Вот так-то, дорогой Павел Иванович. Прозевал ты зятя...

— Тут я умываю руки. Девчата тоже проявляют самостоятельный характер, видишь, сами выбирают себе мужей. А мне еще, знаешь, Наталка предъявила ультиматум...

— Какой же?

— Поставила условие: свадьба на заставе и по всем правилам...

— Конечно, применительно к особенностям нашей службы... Ай да Наталка! Молодец!

— Ты не шути. Все вполне серьезно. Организованное наступление, при поддержке матери и младшей сестры. Доводы: родилась на заставе, провела детство, юность.

— Резонно!

— И возразить нечего... — Павел Иванович испытывал в душе безграничное чувство гордости за дочь, потому что любил свою заставу, которая стала его кровным делом и родиной детей. Засветаев это понимал, как никто другой. — Хочет, чтобы была обычная русская свадьба, с многочисленными гостями, с песнями и громкой музыкой.

— И какое ты принял решение?

— Подчиняясь внутренней логике, решил, что дочь права. Почему должен пиликать один баян? Почему не пригласить нашего друга, председателя литовского колхоза Ионеса Марценкивичуса, с его чудесным оркестром?

— Узнаю широкую натуру Павла Андреева! — Иван Александрович живо повернулся к другу, в упор спросил: — А почему бы и нет?

— Так ведь ты сам сказал: применительно к особенностям нашей службы.

— Колхозники вместе с нами охраняют границу, если на то пошло...

— Дельно говоришь!

— Но а как посмотрит начальство? — спросил Засветаев.

— Наверное, мне окажут доверие. Неужели, глядя на меня, можно подумать, что я не договорюсь с командованием?

— Можно подумать, что ты уже договорился...

— Осторожно и не официально поднимал, как говорится, вопрос. Очевидно, будет исследована почва по инстанциям...

— До чего же ты дипломат, Павел.

— Мы же пограничники!

— Надеешься получить добро?

— А как думает майор Засветаев?

— Положительно! Сюда идет полковник, и мы сейчас все узнаем, — проговорил Иван Александрович, вставая навстречу полковнику Михайлову.

— Не помешал? — спросил Алексей Иванович.

— Никак нет, товарищ полковник! — весело ответил Засветаев. — Обсуждали одно важное событие. — Ясные серые глаза майора лукаво искрились, словно освещая внушительную, в четыре ряда, колодку разных наград на широкой металлической планке.

— А что за событие?

— Приглашает на свадьбу...

— А-а! Слыхал, слыхал...

— Планируется большой той [2] Свадьба ( татарск. ). ... — Майор Засветаев подробно изложил суть дела.

— Хорошо. Не возражаю. А кого пригласить, Павла Ивановича учить не надо. Поздравляю. — Алексей Иванович пожал Андрееву руку.

— Будьте гостем, товарищ полковник! — попросил Андреев.

— Спасибо. Уезжаю в отпуск. Билет в кармане. Пошли, товарищи, на торжественную часть, — заключил полковник. Сделав несколько шагов, круто повернулся, поглядывая то на одного майора, то на другого, неожиданно проговорил:

— Наверное, подумали, полковник выслушает вас с отменной любезностью и откажет?

— Никак нет, товарищ полковник! — дружно ответили майоры.

— Мы в вас не ошиблись, — сдерживая улыбку, добавил Иван Александрович.

В ответ на эту шутливую, со значением реплику полковник погрозил майору Засветаеву пальцем. Они были абсолютно разных темпераментов и характеров, зато совершенно одинаково мыслили и хорошо разбирались в людях, понимая друг друга с одного жеста, полунамека. Алексей Иванович уважал майора не только за умную командирскую хватку, за смелость тактических приемов в работе, за неистощимое трудолюбие, но и за привычку, не боясь нарушить субординацию, чуть иронически относиться к забористым, порой колючим словам полковника.

— А вам, Иван Александрович, грешно ошибаться... Ладно, зовите виновников сегодняшнего торжества в клуб. Сейчас начинаем. — Полковник взглянул на часы и, повернувшись, направился к дверям клуба. Его высокую, стройную фигуру выгодно подчеркивал отлично сидящий на нем китель.

Проводив полковника взглядом, майор Засветаев пошел к солдатскому кафе. Там, за тонконогими столиками, почти никого уже не было. При выходе из кафе Ивана Александровича встретил начальник штаба отряда, поздоровавшись, взял за портупею и отвел в тень старой, раскидистой яблони. Заговорил о том, какой птицей оказался Карпюкович.

Весь двор, где размещался штаб отряда, зарос плодовыми деревьями, широколистыми кленами, приземистыми ветлами над глубоким естественным оврагом, через который был перекинут мост с перилами.

Начальник говорил с веской, медлительной основательностью, с длинными паузами, дотошно выясняя необходимые, наверное важные для него, вопросы, и задержал майора на добрые два десятка минут.

...Когда Иван Александрович вошел в переполненный зал, люди уже во всю мощь аплодировали Михаилу Мельнику. Полковник успел сказать свою краткую речь и теперь прикалывал на грудь ефрейтора медаль «За отличие в охране государственной границы СССР». На правой стороне груди место было занято. За неполных три года службы Миша Мельник успел завесить ее многими другими знаками, начиная со значка разрядника по стрельбе, кончая знаком «Отличный пограничник». Все модные штучки давно из его головы выскочили, он не раз успешно настигал нарушителей и не босиком, а в нормальных сапогах, какие полагались ему по его скромному ефрейторскому чину.