Эльза Бадьева - Допуск на магистраль

Тут же и одернул себя: ну чего обрадовался? Какое тебе до них дело?.. Но не радоваться, не интересоваться тем, с чем сталкивался он, набивая себе шишки, Петька уже не мог. С каждым своим шагом по этой земле, с каждым часом, проведенным на БАМе, он прикипал к стройке. Он чувствовал ее ритм, ее голос, он уже знал, что не только она нужна ему, но и он, Петька Терехов, нужен этой огромной, уникальной «стройке века», как называли ее газеты. И если до сих пор БАМ не принял его, так это всего лишь по недоразумению. Впрочем, недоразумение серьезное.

Его кто-то тронул за руку. Петька оглянулся. Парень, только что обивавший дранкой наружную стену конторы, стоял рядом.

— Закурить хочешь?

Петька вспомнил, что с того демонстративного курения перед заносчивой проводницей не притрагивался к сигаретам. Потянул из кармана пачку, но парень опередил, и он взял у него, прикурил от зажженной им спички.

Они познакомились. Сели перекурить на ступеньку. И Володя Мальков, плотник из Брянского отряда, угадав Петькино состояние, узнав о его неудачах, пообещал:

— Я тебя с ребятами познакомлю. Из мостопоезда. Друзья мои. Может, что и придумаем.

Спросил:

— Куда ты сейчас?

— Не знаю, — признался Петька и вспомнил, что не завтракал. — Поесть надо.

— Сегодня у нас концерт на девяносто первом. У мостовиков. Хочешь поехать?

— Хочу.

— Приходи через пару часов в клуб.

Они притушили сигареты, и плотник взялся опять за работу, а Петька пошел в мехколонну, решившись еще там попытать счастья.

— Эй, парень, — услышал за спиной Петька, но даже не оглянулся. Никто его здесь не знает — и он никого.

Взял со столика чистый поднос, ложку, вилку, продвинулся вдоль раздатки. Залюбовался девчонками в белых крахмальных колпачках.

Были эти девчонки похожи и колпачками, и одинаково подведенными глазами, и царственно мягкими жестами. Они не просто подавали тарелки со щами и бифштексами, они одаривали ими проголодавшихся на трудной работе парней. И парни принимали из их рук дары почтительно, благодарно. Не было обычной столовской суеты, утомительного шума и специфического кисловато-капустного запаха.

Петька потянулся к витрине и снова услышал совсем рядом:

— Эй! Парень! Едешь на девяносто первый?

Обернулся, узнал Малькова и будто проснулся. Растерянно посмотрел на пустой поднос, на богато уставленную закусками витрину.

— Тогда давай, — заторопился Мальков. — Машина у клуба.

Он вышел, а Петька несколько секунд поборолся с искушением принять из рук девчонки-раздатчицы исходящий жаром бифштекс и, облизав пересохшие враз губы, кинулся за Мальковым.

У клуба стоял крытый брезентом «зилок», трое незнакомых парней грузили в него музыкальные инструменты.

Петька догнал Малькова, и они вместе подошли и машине, вслед за парнями запрыгнули через борт.

— Надежды особой нет, но кто знает... — туманно объяснился Мальков, и Петька благодарно кивнул.

Дорога была горбатая, тряская, инструменты жалобно позванивали туго натянутыми струнами и блестящей медью тарелок. Чуть слышно гудели барабаны, хлестали по брезенту ветки придорожных лиственниц, словно срывали на упрямом «зилке» свое недовольство людьми, врезавшимися в тайгу этой кривой дорогой, похожей на рубец от раны, полученной самой природой.

Сквозь деревья неровно светило солнце, то пропадая, то вспыхивая. И казалось Петьке: невеселый осенний лес прячет от них солнце. Ребята в кузове шутили, пробовали петь, тормошили его: «Подпевай, парень!» А ему было не до песен. Было тревожно-неспокойно, раздражал, казался нелепым и неуместным этот вышедший из повиновения, звенящий на дорожных горбах оркестр. Пугали ожившие ветки лиственниц, как через строй прогонявшие машину, и солнечные помехи, словно непонятные, предупреждающие о чем-то сигналы природы. Было беспокойно, неуютно от мысли, что и там, на девяносто первом, никто не обрадуется ему, и опять придется клянчить: «Примите...», а ему в ответ, как в мехколонне, могут крикнуть: «Что ты умеешь? Движок заведешь?..»

Машина остановилась внезапно, и в кузов полыхнуло просиявшее полуденное солнце, и лиственницы присмирели, будто не они только что наотмашь хлестали по заскорузлому брезенту.

Петька спрыгнул на землю, и тревога его отошла, приутихла. На расчищенной от леса площадке, заросшей красноватым брусничником, тронутой кое-где матовой сединой лишайников, стояли вагончики. В центре — являющий собой сцену огромный автоприцеп с опущенными бортами, Пробитая в тайге дорога выходила на этот строительный пятачок, приткнувшийся в распадке между двумя сопками, делала разворот у их подножий и словно затягивала дорожной петлей «объект девяносто первый», названный так потому, что находился он на девяносто первом километре будущего железнодорожного пути Бам — Тында.

В центре «петли» шла работа. Стучали отбойные молотки, гудел уникальный, впервые применяемый на строительстве турбобур, подходили самосвалы, разворачивался неповорота бульдозер. Рабочих было немного. Они казались возле механизмов маленькими, беспомощными, но лишь до тех пор, пока не садились за штурвалы ц рычаги управления.

Петька остановился возле большого фанерного щита, прочел:

«Мост, 91-й км. Строительство ведет мостопоезд № 34. Сдача под укладку — сентябрь 1974 г. Окончание работ — декабрь 1974 г.»

Рядом курили двое парней: шофер «зилка», который привез Петьку, и строитель-мостовик, большеглазый, чернявый, как и все на объекте — в робе, потертых джинсах и резиновых сапогах. Только у ворота из-под рабочей куртки пестрела сине-белыми полосками тельняшка.

— Ну как? — спросил шофер. — Остановили плывун?..

— Одолели, — ответил мостовик так, словно речь, шла о победе над врагом. — Вычистили котлован. До мерзлоты.

Он говорил обстоятельно, по-хозяйски, он имел на это право, и Петька ему завидовал.

— Здорово он вас прижал...

— Кто?

— Плывун-то.

— А-а!.. — досадливо махнул рукой мостовик. Видно, «прижал» плывун основательно. — Теперь вот компрессор надо. Полтора метра осталось...

— А грунт?

— Какой там грунт! Дресва со льдом идет. Вечная мерзлота...

Они заметили Петьку, посмотрели на него без особого любопытства. Решили, видно, что он свой, бамовский.

— «Буржуйку»-то привезли? — вспомнил шофер.

— Ага. В будке поставили. Теперь греемся по утрам, портянки сушим.

Парни затоптали окурки и пошли вниз, к котловану.

— Ребята, — окликнул их Петька. — Где тут у вас, прораб или... начальник какой?

— А зачем? — приостановился мостовик.

— Да я... работать приехал, — подошел Петька. — Строить.

Парни заулыбались. Мостовик понимающе оглядел Петьку, сказал: