Сергей Воронин - Встреча на деревенской улице

— Ну-ну?

— Что ну-ну? — Парамонов недовольно взглянул на Андрюху, не такой реакции он ожидал.

— Ну, дальше-то чего? Ну, работал. А дальше-то? Кем стал-то?

— Это верно, — подал голос и Федор и скривил лицо так, будто съел лимон. — Кем стал-то?

— Да вы что, не поняли, что ли, иль не знаете, что такое изо-бре-та-тель? Вот скажут мне: изобрети винт, или там... коленчатый вал, или еще чего, да не как-нибудь скажут, а по имени-отчеству назовут. Попросют. Кабинет отдельный отведут, чтоб никто не мешал. Один сижу. Думаю. Бывает, что всю ночь напролет думаю. Утро уже. Смена идет. А я все думаю. Голова аж трещит. И вот, будьте здоровы, приходит нужная мысль. Тогда зову инженера или там конструктора и приказываю им — так, мол, и так, идите и делайте расчет и чтоб через час, самое позднее два, все у меня было на столе. Ну, они делают расчет, а я иду отдыхать. Потому как изобретение готово.

— Ну и что? — в недоумении спросил Андрей.

— Что ну и что?

— Ну, чего дальше-то?

— Дальше? А дальше приказ по заводу, благодарность мне и деньги.

— Ну?

— Что ну?

— Ну, деньги, а дальше-то чего? Ты вот говорил — стал большим человеком, так кем стал-то, едрена рог? В этом суть-то! Этого от тебя ждем.

— Да разве стать изобретателем это мало? — искренне обидясь и за рабочего-изобретателя и за свою выдумку, с горечью воскликнул Парамонов.

— Да чего большого-то тут? Велика важность — винт. Вон люди на Луну летают, к Марсу корабли шлют. И ничего, не шумят. А ты какой-то там винт придумал, едрена рог, и шумишь... Стоило уходить с деревни, — сказал Андрей и выругался.

— Действительно, обманул ты нас, — сказал Федор и плюнул под ноги. — Я думал, и в самом деле ты чего достиг. — Он встал и, пригнувшись, перешагнул через порог. — Извиняй, некогда мне.

Парамонов досадливо повел головой.

— Ну, деревня дает! Как же это так, что вы ни в грош не цените изобретателя?! Или ни хрена не смыслите в этом деле. Ведь он вот такой же человек, как и каждый с виду-то, а в голове у него царь. Понимаешь, эпицентр! Он может все придумать, изобрести такое, что сам директор издаля ему кланяется...

— Ну и что? — неожиданно загорячился Андрюха. — Что с того, что кланяется? Вон у нас Санька такое другой раз придумает — сам председатель шапку перед ним ломит. Запчастей к трактору али там к комбайну нет. Так что ж, значит, и стой комбайн? А на что кумпол-то? Туда-сюда — и па-ашел чесать, такое изобретет, что и ученому не снилось... Санька, черт, со старой молотилки ось вогнал в сеялку. Да так ловко, будто век она там сидела. И чтоб какую копейку ему за такое изобретение, едрена рог! А ты чуть что — и деньга! Этак если брать за всякое дело, так и колхоз без портков останется. На то она и смекалка у мужика. Избаловался там, в городе-то... Ну, давай разливай остаток, да пойдем.

Они выпили молча. Андрюха с жалостью взглянул на Савелия. «Мало ты чего достиг» — говорил его взгляд. Парамонов же был вначале возмущен, но, подумав, успокоился: «Хорош бы я был, если б сказал про себя всю правду...»

— А вы-то кто? — неожиданно взорвался он. — Вы-то!

— Так а мы ничего и не говорим о себе, — стараясь поймать деснами кусок огурца, ответил Андрюха. — Это ведь ты себя выставлял. А мы что, мы крестьяне... Теперь-то, правда, на пенсии...

1976

В деревне Сергей Дмитриевич никогда не бывал, с деревенскими людьми никогда не встречался и поэтому, попав в Кузёлево, на многое смотрел с любопытством и удивлением.

Живя в городе, он даже не знал всех жильцов по лестничной клетке. Больше того, никогда ни с кем из соседей не здоровался. Тут же все друг друга знали. При встрече останавливались посреди дороги и начинали вести неторопливый разговор, на полчаса, а то и на час, не обращая внимания на пыль, которой их обдавали проносившиеся машины. В городе жил народ нервный, вечно куда-то спешащий, тут же — неторопливый. По крайней мере он ни разу не увидел быстро шагавшего человека, а тем более бегущего. В городе до него никому дела не было, тут же на него обращали внимание. Могли остановиться и бесцеремонно разглядывать. А то и спрашивали: чей, откуда? И ему приходилось объяснять, что привезла его невестка, чтобы познакомился он с ее матерью Авдотьей Никитичной Савельевой. Что сам он из города, чертежник, но теперь уже на пенсии.

— А что ж ты один-то, без бабы?

— Работает, не смогла.

— Молодая еще, коли работает.

— Ну не так чтобы, но все же, на семь лет моложе, — мягко улыбаясь, отвечал Сергей Дмитриевич.

О том, что он приехал, узнали в деревне за один час. Особенно заинтересовались старухи. Но и старики любопытствовали. Правда, больше поглядывали, ждали, когда приезжий сам заговорит о себе. Только один из них — Репей — еще издали стал кланяться.

— Здравствуйте, здравствуйте, — приветливо ответил ему Сергей Дмитриевич и предложил закурить.

— Не-ет, не балуюсь, да и тебе не советую, — ответил Репей. — Зачем же сознательно вносить в себя отраву?

— Привычка. Больше сорока лет курю.

— Эва, табачищу-то выжрал! Видно, от рака легких хочешь умереть?

— Да нет, зачем же.

— А если не хошь, тогда слушай, меня. Научу, как бросить. Значит, так, — Репей строго взглянул на Сергея Дмитриевича утонувшими в морщинах голубыми глазами. — Начинаешь с того...

— Да нет, что вы... Я не собираюсь бросать.

— Как же не собираешься, когда не хочешь умирать от рака. Или хочешь?

— Да нет, что вы...

— Ну, тогда слушай. Вся суть в том, что ты внушаешь себе: «Я не хочу курить!» Ложишься спать, говоришь себе: «Я не хочу курить!» А сам кури. Затягивайся и думай: «Я не хочу курить! Мне противно курить. Меня тошнит с табачища!» Понял? Я тут многих от курева отучил. Благодарили. Долго ль думаешь у нас пожить?

— С неделю.

— Ну что ж, и много и мало. Смотря чего делать. Но для начала годится. Вот, давай закуривай. Давай, давай!

— Да я сейчас не хочу, — засмеялся Сергей Дмитриевич, глядя мягко, даже с умилением на этого старичка, седенького, сухого и маленького, как подросток.

— Тем более. Давай закуривай! — хорохорился Репей.

Сергей Дмитриевич достал сигарету, закурил.

— Давай, давай, затягивайся глубже и внушай себе: «Мне курить неохота. Меня тошнит от табачища!» Внушаешь?

— Внушаю, — улыбнулся Сергей Дмитриевич.

— Ну вот, давай внушай. Каждый раз, как будешь затягиваться, так и внушай. Неделя не пройдет, как бросишь. Опротивеет донельзя. А выпиваешь?

— Понемногу.

— Чего больше, белое или красное? Или желтое?

— Что за «желтое»?

— Коньяк. Употребляешь его?

— Предпочитаю водку.

— Ага. Тогда идем.

И Репей повел Сергея Дмитриевича, да так быстро, что тот еле поспевал за ним. Спросить бы, куда ведет, да как-то неудобно было. Как неудобно было и отстать от него, вернуться домой. А Репей шел не оглядываясь, уверенный, что никуда приезжий от него не денется. Легонький, сухонький, беленький как одуванчик, он просто летел вперед.