Ахто Леви - Посредине пути

Конечно, у нас в стране некоторые «подарки» стали рассматриваться как взятка, а взятка есть стремление подкупить или, проще говоря, купить… Меня до этого случая еще никогда купить не пытались, так что опыта нет. Но если кто-то считает морально оправданным меня купить, то почему?.. Разве я чем-нибудь давал повод? Да, конечно, жизнь моя несколько отличается от жизни Героя Социалистического Труда, но я стремлюсь тоже хоть немного, но делать все-таки полезное. Ведь эту страну для жительства я выбрал добровольно. И об этом не следовало бы забывать. Я мог бы совершенно закономерно уехать в Швецию и не узнать никогда, что Тийю живет в Эстонии. В Швеции моя семья, самые близкие люди. А я сегодня даже не могу сказать, что увижу когда-нибудь мать… Что смогу побыть хотя бы на ее могиле. Вот ведь таковы для меня результаты игры, когда шахматная доска — материки и моря, а в качестве пешек — люди. Мы вместе когда-то что-то критиковали… но по-разному Я чем-то недоволен, но и мною кто-то недоволен. Я кого-то критикую за что-то, но и меня критикуют за то, что я критикую; так и живем — критикуем. Но я же не маленький, умею различать подлость, хитрость, всевозможные гадости, однако о них считаю необходимым высказываться здесь, а не в Тель-Авиве. Оттого, что все хорошее (которое тоже, конечно, констатировать необходимо, — во всяком случае, приятно) должно быть естественным, делать ударение на нем не нахожу необходимости.

Дни стояли сырые, как все последние зимы, падал снег, транспорт больше стоял, чем двигался, на остановках скопище пассажиров, всем надо ехать, но у городских властей, говорят, нет средств, а у жителей энтузиазма для очистки улиц от снега, в результате задерживаются или вовсе не поступают нужные производствам грузы, опаздывают или вовсе не добираются до станков рабочие. А мне с кем бы поделиться мыслями? Конечно, у нас масса эрудитов со степенями даже, но многие из них, мне кажется, озабочены именно своими степенями, чтобы блеснуть в печати, рассказать что-нибудь умное с экрана телевизора. Они десятилетиями заседают на конференциях, меняются лишь направления словосочетаний, но проблемы остаются и усугубляются, а речи, как бумеранг, возвращаются, обернувшись во вред. Правда, с экрана на нас часто смотрят и действительно толковые люди, честные, искренние, но как я их вне телевизора найду, вот прямо сейчас?

Меня хотели купить на том основании, что я чем-то недоволен. Но всем довольны могут быть лишь казнокрады, которых пока еще не поймали. Я не люблю, в частности, надоевшую до смерти болтовню, создающую у людей привычку слушать не слыша. Хотя эта разговорня часто ведется под знаком идеологической работы, мне она представляется идеологической диверсией, сеющей безразличие, уничтожающей остатки былого энтузиазма.

Я недоволен тем, что при всех наших трудностях мы тем не менее твердим: сегодня всего больше, чем было вчера. Представим себе ярославского или челябинского рабочего, которому говорят с экрана, что он здорово живет, у него всего навалом. Он бежит в магазин и, кроме водки и рыбных консервов, ничего не находит…

Революцию люди делали босые и голодные и справились благодаря тому, что знали: вопрос в том, быть или не быть. И сейчас надо не хвастать, а признавать честно, что живем трудно, но жить нетрудно не можем: наша идеология противоположна другой идеологии, борьба идет за конечный результат. Он каждой идеологии по-разному видится, следовательно, все грамотные люди должны понять, что борьба ведется не на жизнь, а на смерть. Неужели какой-нибудь чудак может допустить мысль, что капиталисты мирно расстанутся с тем, что для них является основой жизни? В сосуществование двух систем они, конечно, не верят, они знают, что мирное — на самом деле мирное! — сосуществование для них гибель: от них один за другим откалываются народы и приходится, хочешь не хочешь, медленно сдаваться. Наплевать им на прогресс и человечество, в их понимании человечество — это они. И уж если им суждено погибнуть, так пусть весь свет летит в тартарары: «Не будет нас, пусть же не будет никого». Поэтому нас со всех сторон стараются окружить всевозможными базами, блоками, союзами, пактами, актами. А из тех, кто с нами, не все сильны. Многие только вчера приобрели свободу; им не помочь — тогда и нам не выдержать. И вот мы помогаем, и наша победа заключается в сохранении мира.

А теперь я уже размышляю не в глобальном масштабе. Я думаю конкретно о нас — о потомках тех, кто совершил революцию, пусть сам я к ним не отношусь, к сожалению. Если бы я мог похвастать хоть каким-нибудь троюродным дедом, который сам видел живого Ленина!..

Мы недовольны, что прилавки не ломятся от деликатесов, что наша жизнь становится утомительной; мы говорим, что устали от бесконечной толкотни, от неорганизованности, от бесхозяйственности; что раньше люди были не такие злые, не такие жадные, жили беднее, но дружнее. Конечно, есть позади и разные плохие периоды — война, культ личности; одна из причин безразличия: «…Кому это надо?.. Да никому не надо…» Народ, отдававший все силы строительству социализма и получивший за это однажды по шее, становится недоверчивым.

Так вот, культ личности и меня давно стал волновать — культ личности каждого отдельного человека. Разве не в этом заключается ответ на все предыдущие недовольства?

Нижеследующий текст никак не относится к тем людям, благодаря кому мы все же сыты и одеты, но отражает многие наблюдения. Итак…

Работать хотим как можно меньше, получать, естественно, больше. Работой не дорожим: ее у нас на всех хватает. А потому мы и придумали жить так, чтобы нам было удобнее. К доверенным нам государственным объектам относимся как к своей собственности: хочу — обслужу, не хочу — к черту пошлю. Дашь пятерку — повезу, нет — пешком ходи; дашь десятку — место в гостинице получишь, в ресторан без очереди пустят; дашь тысячу — место в лучшей клинике добудешь, дашь две — место на кладбище можешь заранее купить. Те, кому дают, работают только ради тех, кто дает. А мы, кто дает, откуда берем? Мы берем у тех, кто дает нам, и тоже делаем все хорошо, но только для тех, кто дает нам…

Какой парадокс: там, где правит капитал, люди готовы на любую работу, они рвутся к ней, пусть даже не по специальности; мой брат, например, не знает, где бы пристроить сына-инженера, который покамест красит заборы, и то спасибо. В Москве все могут найти работу по специальности и получают ее, но работать не хотят, хитрят, комбинируют, организовывают; в двери квартир врезают глазки, ставят сигнализацию, строят двойные двери… Пролетариат! От кого же прячется пролетариат? От соседей или собственных детей? От воров?

Победили царизм, победили фашизм, возможно, справимся с алкоголизмом, если будем стараться. И с ворами. Нельзя же все-таки запираться на все замки после семидесяти лет революции… Писать и говорить об этом стесняемся — защищаем «честь мундира». Но эту честь можно защищать лишь до тех пор, пока еще есть мундир… Оптимист по своей природе, я со временем пришел к заключению, что и скептики весьма нужные люди, потому что «оптимисты», как я смотрю, готовы ринуться бегом в коммунизм… будучи без штанов.