Степан Сухачевский - У Белого Яра

— Ну, как?

— Успокойся, Ванюша. Все полюбовно уладили.

Пауза и снова шепот:

— Я сбегаю за дядей Сашей.

— Ходить никуда не надо. Саша отдыхает в Наташиной комнате. И тебе спать пора... Спите с богом.

«Знать, ты в счастливой рубашке родился...» — нежно подумал о Цыганке Саша, и запоздалый сон, наконец, смежил усталые глаза мичмана.

И приснился Саше чудесный сон...

В ясный день ранней осени, когда в воздухе кружатся ажурные паутинки, по старинной аллее в Петрограде идут он и Наташа. Девушка приехала навестить Лавра, который после тяжелого ранения на фронте находился на излечении в госпитале. И вот они встретились в столице! Обоим хочется петь: так велико их счастье, большое, как этот город, лучезарное, как полуденное солнце над их головой. По аллее движется нескончаемый людской поток, но, увлеченные беседой, они ничего не замечают вокруг себя.

Ах, как хочется Саше сейчас, когда сбылась его заветная мечта (он стал мичманом), хоть на часок заглянуть в свое родное Зауралье, в город Курган, чтобы не шагать по узкому асфальту дорожки, а кружиться в поле, за Тоболом, где воздух напоен ароматом цветов и зелени. Хорошо бы, взявшись за руки, бежать вперегонки, пока не захватит дух.

Вот так! Саша хватает Наташу за руку, бежит сам и увлекает за собой девушку-гимназистку.

— Саша! — пробует остепенить молодого мичмана Наташа, но в ответ слышится только заразительный смех.

Впрочем, напускной солидности у Наташи хватает ненадолго: ведь и ей, как и ему, тоже девятнадцать лет. И вот, забыв обо всем на свете, они бегут по аллее.

— Саша! — громко смеется счастливая Наташа.

— ...Саша! Дядя Саша!.. — сквозь сон слышит Громов чей-то голос и просыпается.

Перед ним стоял Цыганок. Он в новенькой до блеска наглаженной гимнастерке, ловко перехваченной в узкой талии широким командирским ремнем, на голове — лихо сдвинутая на затылок фуражка, из-под которой выбивается упрямый льняной чубик.

— Дядя Саша! — виновато улыбнулся паренек. — Мне пора на дежурство в Ревком... Мама с Тасей ушли на базар... Вот ключ от дома... Закройте дверь...

Саша рывком поднялся с кровати, крепко обнял Цыганка за плечи и вместе с ним подошел к окну, раскрыв свободной рукой обе створки. На подоконник упало несколько капель; Саша, чуть нагнувшись, схватил тополиную ветку и с силой тряхнул ее. Их лица обрызгала прохладной освежающей влагой.

— Никак, дождик был! — воскликнул мичман.

— Гроза!.. Всю ночь бушевала. Утром утихла, — важно отозвался Цыганок, довольный, что с ним разговаривают, как со взрослым. — Смотрите, дядя Саша, радуга!

Громов высунулся из окна и замер в восхищении: на небе сияла радуга. Одним огненным концом она упиралась в леса за Тоболом, а другим уходила в степь, туда, где восходит солнце. Она сияла и переливала всеми оттенками красок, будто нежные девичьи руки рассыпали сказочный букет цветов...

Внизу, под сверкающей аркой, лежала израненная войной земля. Поля, истоптанные лошадиными копытами, дороги в глубоких воронках от разорвавшихся бомб, дотла выжженные леса, пепелища вместо деревень. Поруганная, истерзанная, искалеченная земля! Но она, щедрая и плодородная, жаждала принять из рук человека пшеничное зерно, чтобы вырастить из него тучный колос.

Земля ждала пахаря.

Поскотина — огороженное вокруг деревни место.

Туес — круглая коробка из бересты.