Валентин Катаев - Том 2. Горох в стенку. Остров Эрендорф

Комсомольцы шли. Загорелые лица смотрели весело и гордо. На плакатах мелькали надписи:

«Смерть палачам рабочего класса».

«Рост комсомола — могила фашизму».

Червонцер посмотрел на часы и заплакал.

— Товарищи! Господа!.. Кроме шуток! Так я же опоздаю на бега! Войдите в мое положение!

— До-лой по-пов! — дружным хором понеслось над толпой.

— Так я же… на бега… опоздаю!

Комсомольцы шли. Червонцер утирал слезы программой бегов.

Через час трамвай двинулся.

— Ну вот! Опоздал на час! Куда смотрит Совнарком?

— Это еще ничего, гражданин! А вот через год комсомол вырастет в три раза, и вы опоздаете на бега ровно на три часа.

— Так это, значит, лет через десять я и совсем до бегов не доеду? — спросил уныло Червонцер.

— Будьте уверены!

1923

Четыре часа я водил мистера Смита по выставке.

Я показал ему хлопок, жесть, железо, дерево, кожу, сало…

Американец молчал как истукан.

— Мистер Смит, — сказал я задушевно, — товарищ Смит… Ну хоть теперь, когда мы уже все осмотрели, скажите искренне и чистосердечно свое мнение о нашей выставке.

Американец поправил роговые очки.

— Замечательная выставка! Спорить не буду. Но это все показное. Это все — пышная витрина магазина, в котором ничего нет. Я уверен, что девяносто девять процентов посетителей вашей хваленой выставки под пиджаками не имеют даже рубах.

— О! — воскликнул я.

— Хотите пари?

— Хочу.

— Тысяча фунтов против одного!

— Есть. Эй, молодой человек! Будьте любезны. На одну минутку. Десять фунтов хотите заработать? Хотите? Отлично! Снимите пиджак. Да не стесняйтесь, чудак вы, снимайте. Здесь дам поблизости нет.

Американец ехидно улыбался.

Молодой человек застенчиво снял пиджак.

— Прошу убедиться — великолепная егерская рубаха.

— Это единичный случай, — тупо сказал американец.

— Ах, единичный случай? Хорошо. Папаша! Дядя! Как вас там? Будьте любезны, снимите пиджак. Да не стесняйтесь, папуля. Червонец заработаете. Прошу убедиться. Рубаха. Не стану, конечно, уверять, что она батистовая, но что из хорошего домашнего полотна, так это факт. Спасибо, папуля, за мной червонец.

— Это не факт.

— Великолепно! Возьмем третьего. Эй, снимите пиджак! Не стесняйтесь! Здесь все свои люди. Вот чудак! Червонец заработаете!

Молодой человек испуганно покраснел и пытался улизнуть. Американец злорадно улыбнулся:

— Э, нет, подождите, снимайте пиджак!

Я схватил молодого человека за шиворот и стащил с него пиджак.

О, ужас! На молодом человеке не было рубахи.

— Ага! — закричал американец. — Я же был уверен. Я говорил!

Разъяренный молодой человек закрылся пиджаком и смущенно пробормотал:

— Это ошен нэкарашо — так поступайт с заграничным гостем. Я буду жаловатьця нах дейтче миссия…

Американец был убит. Он выложил, по крайней мере, полфунта фунтов и исчез.

Я расплатился с потерпевшими и, весело насвистывая, пошел жертвовать на Воздушный флот.

1923

Руки глубоко засунуты в карманы штанов. На носу старомодное пенсне. Толстая нижняя губа выпячена. Говорит в нос. Рыжий.

— Ну-с! Где же ваша хваленая Всероссийская сельскохозяйственная выставка?

— Да вот же, вокруг. Она и есть.

— Н-не вижу.

— Не видите? Но павильоны, экспонаты, посетители… Арка главного входа опять же…

— Да, но я не вижу выставки. Выс-тав-ки самой не вижу!

— Помилуйте, да это же выставка и есть! Вокруг.

— Вот это? Вокруг? Выставка? Это вы называете выставкой? Ну, знаете…

— А что такое?

— Ничего, ничего… Не стану спорить… Конечно… Может быть, это и выставка… Но только не так, как я себе представлял, молодой человек, эту выставку!

— Вы меня удивляете. Ведь налицо имеются павильоны и экспонаты. Не станете же вы отрицать…

— Бога ради, я ничего не отрицаю! Нечто вроде павильонов я действительно вижу, но есть ли в вышеупомянутых павильонах экспонаты? Это ба-а-льшой вопрос!

— Как вопрос? Позвольте! Мы можем войти в любой павильон. Прошу убедиться. Вот вам и экспонаты.

— Где?

— Да вот же. Стоят. Видите?

— Не вижу. Лошадей действительно вижу, а экспонатов не вижу.

— Так это же и есть экспонаты.

— Лошади? Экспонаты?

— Да, экспонаты.

— Может быть… может быть… У каждого свой взгляд на вещи. По-вашему, пожалуй, этот автомобиль тоже экспонат?

— Экспонат.

— Ах, так… Ну конечно… В таком случае… Не смею сомневаться. Но только не так я представлял себе эту хваленую выставку! Что ж, по-вашему, этот человек с сигарой тоже экспонат?

— Нет, он не экспонат. Он экспонент.

— Ах, простите, простите! Экспонент. Не стану спорить. Значит, автомобиль — экспонат, а господин — экспонент?

— Да.

— Так, так… Выставка, значит? А не будете ли вы добры мне объяснить, что же это у вас здесь натыкано?

— Это показательный огород. Картофель, помидоры.

— Ага! Это, значит, как же — экспонаты или экспоненты?

— Экспонаты.

— И картофель — экспонат, и помидоры — экспонаты? Превосходно! О-ча-ро-ва-тельная выставка! Бла-го-дарю, не ожидал…

— Подождите. Куда же вы уходите? Вы еще не видали и сотой части. Я сейчас вам покажу лесной павильон, мелиорационную систему, показательный колхо… Подождите. Не уходите… Ушел, проклятый!

И напрасно вы будете его удерживать. Скептик непоколебим. Все равно он будет вечером пить чай у знакомой старой генеральши и говорить:

— Понимаете, Глафира Петровна, такое большевики устроили… такое… Построили павильоны. Понаставили лошадей, автомобилей. Понатыкали какие-то подозрительные овощи. Гуляют иностранцы. «Это, говорят, экспоненты, а то, извольте видеть, экспонаты». Прррродают билеты! И уверяют, что это все — Всероссийская сельскохозяйственная выставка! И чего только Европа смотрит? Не понимаю… Ужас-с!

1923

— Ну-с, что вы скажете теперь, милостивый государь? — весело воскликнул я, врываясь в затхлый кабинет Тупягина.

— А что такое? — кисло поморщился Тупягин, поджав тонкие лиловые губы.

Я выдержал блестящую паузу и, заранее предвкушая эффектное изумление Тупягина, небрежно бросил:

— Звонкая монета. Выпущена Советским правительством.

— Ерунда! — сказал Тупягин.

— Но сегодняшний номер газеты… На первой странице…

Я ткнул Тупягину газету. Тупягин лениво скользнул глазом по очерченному синим карандашом месту и сказал:

— Брешут! Очки втирают! Погубили Россию, а теперь баки забивают.

— Это кто Россию погубил?

— Большевики ваши погубили. Чувствуют, что их песенка спета, и морочат доверчивых людей. Могу вас уверить, что не пройдет каких-нибудь двух недель, как все ваши совнаркомы полетят кувырком вместе с вашей мифической звонкой монетой!