Ирина Нолле - За синей птицей

— Ишь, ты… — произнесли за ее спиной. — Командует…

— Подожди, она еще в морду даст — закачаешься!

— Хитер начальничек, знал кого над нами поставить!

Марина быстро повернулась к той, что проговорила эти слова.

— Я к вам не напрашивалась! — сердито крикнула она. — Давай придержи язык, а лучше возьми расческу и расчеши волосы. На ведьму похожа!

Стоящие рядом рассмеялись:

— А ты ей сама расчеши — ты ведь бригадир!

— Ладно, займусь потом, — отозвалась Марина. — Приходилось в детдоме и носы утирать, только сначала барак приведем в порядок.

Она незаметно искала глазами Нину Рыбакову и Клаву Смирнову — все-таки с ними можно было бы легче договориться. Рыженькая Векша стояла рядом с ней и, видимо, не решалась подчиниться Марине или отойти в сторону.

— Ты поможешь мне? — в упор спросила ее Марина, и девочка, смутившись, кивнула:

— Помогу.

С верхних нар кто-то подал реплику:

— Векша подмазывается к новому начальству…

Лида стремительно повернулась на голос:

— Эй ты, заткнись! — и, выхватив из рук подошедшей девчонки веник, решительно пошла к дальней стене барака. — Сказано вам — собирайте свое барахло, пока не вымели! — крикнула она на ходу.

— Ох, пацаночки! — раздался за спиной Марины знакомый звонкий голосок. — До чего же перепугалась!

Марина обернулась. Черноглазая Клава, в голубом сарафанчике и серенькой кофточке, давилась от смеха, по-детски охватив ладонями щеки и покачиваясь в такт словам.

— Не помню, как до нар добежала и голову под подушку сунула! Он мне — оденьтесь, а я ничего не понимаю, при чем здесь оденьтесь. Я думала, что он говорит, чтобы я телогрейку одела и шла за ним.

Клава смеялась сама над собой искренне, от души, и Марина, глядя на нее, тоже рассмеялась.

— А я смотрю на тебя и слова сказать не могу, словно язык отнялся, — сказала она. — Ну неужели ты не заметила, что стоишь перед ним, как на пляже?

— Век свободы не видать — не заметила! — быстро ответила Клава. — Мне жарко было, я и не заметила. Ну ладно, однако, надо за дело! Эй, Рыбка, где ты там?

— Я здесь, на верхотуре, доску прилаживаю! Только никак не получается, гвоздь погнулся. Бригадир, давай помоги!

Марина полезла наверх, и через несколько минут им вдвоем удалось посадить доску на место. Когда они спрыгнули вниз, в бараке уборка шла полным ходом. Работали, конечно, не все. Большинство забралось на нары и наблюдало оттуда. Где была Галя Светлова, Марина не видела, хотя это ее очень интересовало: как будет Чайка реагировать на то, что хоть небольшая часть девчонок, а все же послушалась бригадира.

— Эй вы, крошки! — кричала Нина Рыбка, размахивая чьей-то юбкой. — Чья тряпка? Забирайте, а то выкину.

— Бригадир, а бригадир, у нас в баке воды нет. Ты бы сбегала…

— А это верно, что ты боксу училась?

— Ой, девчонки, сбежит она от нас…

Марина решила пока не отвечать на реплики. Она поглядывала на ходики, висевшие на столбе у стола, и мысленно прикидывала, успеет ли она в оставшиеся десять минут написать рапорт и передать его коменданту.

Но вот уборка окончена, и Марина почувствовала облегчение: хоть маленькая, но победа.

— Я пойду, — сказала она, обращаясь ко всем, — а вы ложитесь. Завтра нас в другой барак переведут, там тоже хватит работы. Начальник сказал — дадут тумбочки и отдельные койки. А послезавтра начнем работать.

Пожалуй, сейчас не следовало бы упоминать о работе, потому что немедленно последовала реакция:

— От работы кони дохнут!

— Мы сюда не работать приехали!

Кто-то пропел: «Мы работы не боимся, но работать не хотим».

Раздался смех, кто-то негромко свистнул.

— Какая работа, бригадир? Печенье перебирать?

— Вам уже говорили. Будем вязать варежки для бойцов фронта. А о печенье придется пока забыть. Там люди умирают, а вы здесь цирк устраиваете. И вам не совестно? Или у вас на фронте никого нет?

Ей никто не ответил, и Марина повернулась, чтобы выйти. Тогда чей-то голос из полумрака плохо освещенных нижних нар неуверенно произнес:

— Хорошие варежки сами вяжутся… — Но этот голос был одинок, и никто его не поддержал.

Когда Марина вышла, Галя Чайка приподнялась с верхних нар, где сидела, охватив руками колени и кутаясь в свой платок, выпрямилась, хрустнула сплетенными пальцами и тоскливо сказала:

— Тошно мне здесь… До чего же тошно все это! — и с отвращением пнула ногой подушку.

На длинном, добела выскобленном столе тридцать восемь деревянных, раскрашенных цветами и птицами мисок. Около каждой — такие же яркие, веселые ложки и порции хлеба. Миски дымятся соевым супом — жидким, желтовато-мутного цвета, без единой блестки жира.

В столовой тихо, чисто и пусто. Давно уже позавтракали все бригады и ушли в производственную зону. Там в цехах жужжат прялки-самопряхи, звенят спицы в руках вязальщиц, шуршит наждачная бумага, и мерно стучат ножные швейные машины. Две сельхозбригады заканчивают за зоной уборку картофеля. Веселая, разбитная бригадирша Варька Соколова, по кличке «Яблочко», раньше всех увела свою лесорубную бригаду в лес на заготовку дров.

К вечеру бригадиры подсчитают выработку, составят рапортички и сдадут их в контору. А на другой день на доске показателей будут написаны цифры. Меньше 110 процентов не вырабатывает ни одна бригада.

По вязанию варежек впереди идет Эльза Клейнтер — немка с Поволжья. Эльза — полная, золотоволосая, с ямочками на щеках. Не верится, что она отбывает срок наказания за убийство. Эльза задушила шелковым шарфиком свою подругу и соперницу. В лесу, на прогулке… Задушила и пришла заявлять в сельсовет.

Ей не поверили — голубые глаза немки смотрели ясно и безмятежно, словно она пришла сдавать на сливной пункт очередной удой молока. Когда Эльза рассказывала об убийстве, на розовых щеках ее, как всегда, появлялись нежнейшие ямочки и золотистые волосы обрамляли ее овальное личико светлым нимбом.

Эльза настаивала, чтобы представители власти как можно скорее поехали в лес вместе с нею. Когда ошеломленный председатель вместе с участковым милиционером прибыли на место происшествия и увидели зеленую поляну, где неподвижно вытянулось тело молодой девушки в голубом крепдешиновом платье и с розовым шарфиком на шее, они несколько минут стояли в оцепенении, подавленные страшным зрелищем, не в силах сказать ни слова.

А Эльза, указывая на гирлянды незабудок, заботливо уложенных вокруг трупа, разъяснила:

— Это я ее так красиво убрала. Потому что — никогда не забуду… — И синие глаза ее наполнились слезами.

Узнав, что место убийства сфотографировано, она долго упрашивала прокурора подарить ей фотокарточку «на вечную память».