Ирина Нолле - За синей птицей

— Лида! — решительно повернулась она к Темниковой, но капитан Белоненко резко произнес:

— Бригадир Воронова! — И Марина мгновенно почувствовала властность и жесткость этого голоса. Она сделала два шага к нему и остановилась. — Приказываю вам выяснить и доложить мне причину безобразного поведения вашей бригады, — сказал Белоненко, и его серые глаза холодно и требовательно смотрели на Марину. — Через полчаса чтоб у вас был готов рапорт. Передадите его коменданту.

— Гражданин начальник! Она же ничего не знает! — к Белоненко подскочила Клава Смирнова. — Давайте лучше я расскажу!

Марина ахнула и сделала движение к Клаве. Это было невероятно, в каком виде стояла девочка перед начальником лагпункта! Клава была полураздета. Платья на ней не было — только коротенькие трусики и розовый, с черной пуговкой сзади, бюстгальтер.

— Мышка! — испуганно крикнул кто-то, но Клава, очевидно забыв, в каком она виде, нетерпеливо отмахнулась и заговорила быстро-быстро, поблескивая черными глазами и размахивая руками:

— Это разве дело, гражданин начальник? Они к нам первые полезли, ботинком в нее двинули, а ее — в кондей? А староста эта ну просто настоящая стерва, она что Маришке предлагала? С Мишкой-парикмахером жить? А какой он, к чертовой бабушке, вор, гражданин начальник, и зачем она девчонку неопытную на такое дело толкает? И что это у вас за старосты по баракам насажены — сводницы и паскуды?

— Послушайте, девушка, — остановил ее Белоненко, — вы пойдите оденьтесь, а потом можете прийти ко мне в кабинет и все рассказать. Но лучше сделаем это завтра.

Клава испуганно оглядела себя, охнула и исчезла в темном проходе между нарами. В бараке грохнул хохот.

— Ох, Мышка, опозорилась!

— Как на пляже! Ха-ха-ха!

— А еще рапортует!

— Прекратить! — повысил голос Белоненко. — Бригадир, если через тридцать минут в бараке не будет наведен порядок, я выпишу вам трое суток карцера без вывода на работу.

Смех оборвался.

— Интересно, почему это ей? — спросили с верхних нар.

— Потому что если бригада нарушает правила внутреннего распорядка, то отвечает бригадир.

Белоненко повернулся и вышел в тамбур. За ним молча последовал комендант.

Пыль улеглась. Электрическая лампочка уже не раскачивалась на шнуре и освещала хаотическую картину разрушения. Растерзанный тюфяк, как сморщенная кожа невиданного полосатого животного, распластался на куче соломенной трухи. Посредине барака валялись две оторванные от нар доски. Чье-то пестрое платье, зацепившись за гвоздь у стойки нары, бессильно повисло, опустив вниз рукава. Тут же валялись тапочки, ботинки и даже неизвестно откуда взявшийся старый, растрепанный лапоть. На засыпанном соломой полу розовыми заплатами расстелились байковые одеяла.

Марина стояла среди этой разрухи, не зная, что она должна делать и что говорить. Вокруг нее собралась толпа девчонок, разглядывавших нового своего бригадира с бесцеремонным любопытством. Рядом с Лидой Темниковой стояла девушка в синей юбке, ярко-красной кофточке и черном платке, наброшенном на плечи. Ее серебряные волосы на черном фоне платка казались париком — так неестествен был их цвет. Да и вся она казалась не настоящей, не живой, а искусно выполненной безделушкой, сошедшей с каминной доски.

Заметив ее, Марина уже не могла оторвать от нее взгляда. А девушка с еле уловимым сознанием превосходства спокойно рассматривала Марину, как рассматривают вещь в антикварном магазине, оценивая — стоит ли ее приобрести? Темно-синие ее глаза не выражали ничего, кроме холодного любопытства.

— Ты про нее говорила? — кивнула она на Марину, и Лидка Векша сейчас же торопливо ответила:

— Про нее. Мариша, это — Галя Чайка. Светлова по фамилии.

— Почему же тебя не посадили в изолятор? — недовольно спросила Чайка.

Марину покоробил пренебрежительный тон и высокомерный взгляд Галины.

— Значит, не за что было. А ты что, хотела, чтобы обязательно посадили? — Марина интуитивно почувствовала, что девушка эта пользуется среди своих товарок авторитетом и что к новому бригадиру она относится враждебно. Поняла она также, что ни тоном, ни взглядом, ни жестом не должна сделать никакой уступки этой самоуверенной, надменной девушке — иначе не удастся ей завоевать здесь «командной высоты».

Галя ответила не сразу. Она еще раз осмотрела Марину с головы до ног, словно взвешивая что-то, а потом, небрежно пожав плечами, бросила:

— Мне все равно, посадили бы тебя или нет… И ты не воображай, что мы подняли шумок из-за тебя. Мы еще в вагоне сговорились устроить кордебалет.

— А я по этому поводу ничего и не думаю, — в тон ей ответила Марина. — Невелика честь — быть причиной такого безобразия, — она скользнула взглядом по бараку. Чайка тоже огляделась вокруг.

— Да, — неожиданно для Марины согласилась она. — Хорошего действительно мало. Но раз постановили, надо было делать.

— Глупо это все! — осуждающе произнесла Марина. — А если бы вы постановили еще какую-нибудь чушь, то тоже выполнили? Ну, допустим, раздеться донага и бегать под дождем по зоне?

В глазах Гали что-то мелькнуло, и бледно окрашенные губы дрогнули в улыбке.

— Это было бы интереснее, но я не догадалась. В следующий раз сделаем. Только не совсем голыми, а вот так, как сегодня Мышка…

Вокруг восторженно зашумели:

— А что?! Можно! — и захлопали в ладоши.

— Только поторапливайтесь, — выждав, когда немного стихло, сказала Марина, — а то вот-вот снег пойдет. Ну ладно, хватит болтовней заниматься — мне через двадцать минут нужно рапорт писать.

Она подчеркнуто отвернулась от Гали Чайки и спросила рыженькую Лиду:

— Так вы устроили этот ваш «кордебалет» потому, что вынесли решение еще по дороге?

— Да… — неуверенно ответила Лида.

— Хорошо, — озабоченно кивнула Марина, — значит, я так и доложу начальнику. А сейчас давайте приводить барак в порядок. Я не собираюсь из-за вас сидеть в карцере… А раз начальник пообещал, то уж, наверное, посадит.

Она подчеркнуто не замечала Галину Светлову и обращалась лишь к тем, кто стоял рядом с Векшей. Внешне Марина казалась спокойной и уверенной. Голос ее звучал тоже спокойно и уверенно, но в голове беспомощно металось: а что дальше? А если они откажутся убирать помещение? А если они снова начнут свой «кордебалет»? И вдруг мелькнула мысль: «А что бы стал делать на моем месте капитан?» Через секунду Марина почувствовала успокоение и обрела уже не показную, а настоящую уверенность.

Теперь она уже делала и говорила только то, что, как ей казалось, стал бы делать и говорить капитан Белоненко.

— Где у вас веники? А ну-ка, тащи, — она легонько повернула лицом к тамбуру первую попавшуюся девчонку. — А ты давай кружку с водой и побрызгай пол. Лида, скажи, чтобы все подобрали свое барахло, а то выметем за дверь.