Фазлиддин Мухаммадиев - Домик на окраине. Зайнаб-биби

Вечером мы встретились с ним во дворе, но обычного дружеского разговора не получилось. Не глядя мне в глаза, он отчужденно и холодно сказал:

— Я слышал, вы собираетесь что-то писать обо мне в газету. Я вас очень прошу не делать этого. Мне уже семьдесят лет, я не мальчик и сам знаю, для чего живу и ради чего работаю. Не нужны мне похвалы да поощрения. А уж если хотите доставить мне удовольствие, то опишите в газете этих шутов гороховых, которые на хлопкопункт отправили арбузы. — И, минуту помолчав, зло добавил: — С самого сотворения мира не было труда чище и благородней, чем крестьянский. Это всегда так было и всегда так будет. А эти жулики испоганили свое высокое звание. Пожалуйста, сделайте так, чтобы их узнала вся республика, чтобы каждый честный человек плюнул в их сторону.

Это поручение дядюшки Ахрора я постарался выполнить как можно лучше. Частым гостем стал я на хлопковом пункте и в колхозе, много раз ходил в ту бригаду, где, по словам дядюшки Ахрора, были эти самые «шуты». У меня даже из-за этого начались неприятности.

— Зайдите ко мне на минуту, товарищ Сафоев, — как-то позвал меня в кабинет директор. — Так вот, друг мой, надо нам с вами серьезно поговорить. Пора вам выбрать что-нибудь одно: или педагогическая работа, или корреспондентская. То и другое совмещать нельзя… Подождите, подождите, не торопитесь. Я знаю, что вы хотите сказать. И все-таки поверьте, так дальше продолжаться не может. Урок вы даете кое-как. Целыми днями носитесь по городу, по полям. Все у вас какие-то срочные дела: то мне говорят, что видели вас с председателем такого-то колхоза, а назавтра рассказывают, что вы были в кабинете у прокурора. В журнале у учеников все чаще появляются двойки по химии. Пришкольный участок совсем забросили…

— Ну, знаете, в свободное время я имею право ходить с кем хочу и куда хочу, — перебил я директора. — Хочу — по колхозам хожу, хочу — сижу в кабинете у прокурора. Что касается двоек, тут действительно я в ответе. Но давайте не судить об учителе по проценту двоек, посмотрим, что будет в конце учебного года. А что касается пришкольного участка, товарищ директор, то извините, у меня существует своя точка зрения: дайте ребятам полную самостоятельность. Если я все время буду над ними стоять и указывать: там вскопай, здесь полей, то они и за сто лет не научатся работать.

— Я вижу, вы уж и к замечаниям старших товарищей не желаете прислушиваться, — рассердился директор.

— Нет, почему же, если эти замечания справедливые.

Спор становился все более острым. Если бы в кабинет не зашел заведующий учебной частью, бог знает чем бы кончился наш «товарищеский» разговор.

Мы получили квартиру в новом трехэтажном доме. Когда мы грузили вещи на машину, с работы пришел дядюшка Ахрор.

— Значит, уезжаете… так, — сказал он грустно. — Ну счастливо! — И, помолчав минуту, крепко сжал мне руку большой натруженной ладонью. — Если что нужно будет, я приду к вам, ладно?

— Ну, конечно, конечно, приходите, и не только тогда, когда нужно будет. Вы теперь всегда в нашем доме желанные гости, да и ваш дом для нас родным останется.

Дедушка Зиё, прощаясь с нами, молитвенно поднял руки и пожелал нам счастливо дожить до старости, видеть наших детей взрослыми и счастливыми. Тетушка Икбол с заплаканными глазами засовывала в машину какие-то мешочки и пакетики.

Хотя вещи уже были сложены и давно пора было трогаться, Заррина все еще висела на шее у Ойши, со слезами уговаривая ее не уезжать.

Так окончилось наше недолгое пребывание в домике на окраине.

В трудах и заботах быстро летят дни. В нашей отдельной квартире теперь просторно, тихо, можно спокойно работать. Но мне чего-то все время недостает. Мы с Ойшей часто вспоминаем стариков и очень по ним скучаем. И еще я заметил: не могу спокойно смотреть на всякие безобразия, сразу ловлю себя на мысли: «А что сказал бы дядюшка Ахрор?»

И когда мне удается сделать что-нибудь хорошее, мне хочется, чтобы об этом узнали и дядюшка Ахрор, и дедушка Зиё, и тетушка Икбол, хочется услышать от них ласковое: «Молодец, сынок». И чего это мы так привязались к нашим старикам?

— Странный ты человек, — посмеялась как-то надо мной жена. — Помнишь, как ты ворчал, что уговаривала тебя поселиться в этом доме, как жаловался, что тебе мешают спокойно жить, а теперь скучаешь.

— Что имеем — не храним, потерявши — плачем, — засмеялся и я.

И чтобы не дать ей возможности, по своему обыкновению, забросать меня цитатами, сам привел слова Бедиля: «Вся суть человеческой природы в том, что человек от огня ищет спасения в воде, а от воды бежит к огню».

И Ойша не стала возражать. Кажется, это было впервые, когда она сразу, безо всяких споров согласилась со мной.

1962

Перевод М. Явич

Трое мужчин ловко, как кошки, перепрыгнули через низкий дувал и оказались во дворе райисполкома. Четвертый потерял равновесие и невольно ухватился за ветку алычи. Давно созревшие плоды глухо забарабанили по земле.

— Тьфу, увалень! — тихо выругался один.

Они прислушались, втянув головы в плечи. Вокруг стояла полная тишина. Откуда-то из кишлака доносилось ленивое тявканье собаки, и по одной, по две, шурша листвой, продолжала шлепаться на землю алыча.

Двое мужчин, крадучись, направились к конторе исполкома, двое других пошли в глубь двора, в сторону суфы, где днем на потертом паласе сидели и отдыхали служащие районных учреждений и посетители, а сейчас спала председательница исполкома Зайнаб-биби Курбанова.

Вечером состоялось заседание президиума. Заместитель председателя Бекмухаммадов уверял, что оно продлится недолго, но к вопросу о воде присоединились вопросы о помещении для школы, о лекарствах против малярии и многие другие, и заседание затянулось до полуночи.

— Тогда ночуй здесь, в комнате, — сказал Бекмухаммадов. — А я лягу на суфе.