Валентин Катаев - Том 4. Повести

Гуральник. Соня, зачем ты здесь? Ты хочешь, чтобы обокрали аптеку? (Грозно.) В магазин! Ну!

Улица, на которой находится аптека. Вечер. По улице тревожное движение: торопятся куда-то офицеры, проходит отряд британской морской пехоты; сотрясая стекла окон, полает несколько старомодных французских танков — образца 1918 года.

На дверях аптеки табличка: «Заперто».

Кухня в квартире Гуральника при аптеке. Гуральник и его жена. Самовар. Мадам Гуральник наливает в стаканы чай. Стаканы стоят на подносе. Стаканов много — штук восемь. Мадам Гуральник раздражена, испугана, взволнована. Гуральник, по своему обыкновению, хладнокровен. В углу сидят Оля и Тарасов.

Мадам Гуральник. Арон, я в отчаянии. Почему мы в кухне? Кто эти люди? Что им надо? До каких пор они будут сидеть у нас в квартире? Ты знаешь, какое теперь время. Кончится тем, что мы все попадем в контрразведку. Я тебя предупреждаю. Какое горе, какое горе…

Гуральник. Ты уже кончила? Так неси людям чай.

Мадам Гуральник берет поднос и идет к двери. В дверях останавливается и смотрит на Гуральника горестными глазами.

Мадам Гуральник. Мы таки, кажется, потеряем аптеку из-за твоей поэзии.

Тарасов. Поэзия — вещь щекотливая. И вообще — лирика.

Мадам Гуральник выходит из кухни, идет по коридору.

Мадам Гуральник входит с подносом в столовую. В столовой дым коромыслом. За столом сидят какие-то странные, незнакомые люди, среди которых Царев. Накурено. При входе мадам Гуральник все замолкают.

Мадам Гуральник. Извините, я вас перебью. Может быть, вы, по крайней мере, хоть выпьете по стаканчику чаю? Не знаю, кто как любит, но на всякий случай я налила четыре стакана покрепче и четыре послабже.

Царев. Спасибо. Стакан чаю не повредит.

Все разбирают чай.

Вы нас, мадам, конечно, извините, но у вас такая исключительно подходящая квартира. Не беспокойтесь. Мы сейчас уйдем.

Мадам Гуральник. Ах, пожалуйста. Сидите, сколько вам угодно. Нам это только приятно. Но вы понимаете, какое теперь опасное время. Не дай бог, придет контрразведка… Извините, не буду мешать. Пейте чай.

Мадам Гуральник уходит в кухню. Там она демонстративно шумно проходит мимо Оли и Тарасова, которые, стараясь занимать как можно меньше места, сидят в углу. Через некоторое время открывается дверь, и заседавшие один за другим проходят через кухню, прощаясь с Гуральником, его женой, Олей и Тарасовым.

Каждый говорит:

— Извините за беспокойство.

— До свидания.

— Спасибо.

Жена Гуральника. Милости просим. Заходите.

Все уходят. Царев задерживается.

Арчибальд! Закрой двери на все засовы.

Гуральник и его жена уходят.

Царев. Коля, ты знаешь, где находится деревня Сычевка?

Тарасов. Знаю. А что?

Царев. Да вообще ничего. Ты где, Коля, учился?

Тарасов. В гимназии. А что?

Царев. Да, в общем, ничего. У вас там по-французскому обучали?

Тарасов. Обучали.

Царев. А ну, скажи что-нибудь по-французскому.

Тарасов. Зачем тебе?

Царев. Ну, если я тебя прошу.

Тарасов. Пожалуйста:

Царев. Ты мировой парень, Коля. (Жмет ему руку.)

Тарасов в недоумении.

Ты, конечно, на меня, Колечка, не сердись, ты уже и так через нас имел неприятности. Но сделай нам еще одно маленькое одолжение…

Оля (тревожно) . А что?

Царев. Видела этого?.. С бородой…

Входят Гуральник и его жена.

Тарасов. Ну?

Царев. Только строго между нами. (Смотрит выразительно на Гуральников.) Мадам!

Жена Гуральника (иронически) . Может быть, нам выйти из собственной кухни?

Гуральник. Пойдем в столовую.

Жена Гуральника. Я уже не хозяйка в собственном доме. Меня это отчасти смешит.

Гуральник (строго) . Соня!

Гуральник с женой снова уходят из кухни.

Царев. Мерси. (Тарасову.) Так этот человек с бородой — представитель подпольного губревкома. В семь часов утра в городе начнется восстание. Нас поддержит Котовский. К Григорию Ивановичу от губревкома послан связной, но… Кто знает? А вдруг ему не удастся пройти?.. Улавливаешь мою мысль?

Тарасов. Ты хочешь, чтобы я прошел в Сычевку?

Царев. Я тебя почему прошу? Потому, что ты хорошо знаешь по-французски.

Тарасов. Да ты мне не объясняй. Понятно.

Царев. Тебе будет не так трудно пройти через французскую заставу. Они тебя остановят, а ты с ними поговори по-французски. Они это страшно любят. Кто с ними по-французски говорит, они для того все на свете сделают. Скучают по своей Франции.

Тарасов. Да ты меня не агитируй. Когда идти?

Царев. Сейчас. Я бы, понимаешь, сам пошел, да, во-первых, я плохо по-французски понимаю, а во-вторых, у меня здесь работы выше головы.

Тарасов. Перестань размазывать. Все понятно.

Царев. Держи пропуск. Посмотри. Все честь по чести. Чудная липа. Только тут немножко печать подгуляла. Гравер нас подвел, будь он проклят. Пьяница человек. Но у французов сойдет. А если попадешь к белым. — вата. Белым ее лучше не показывай.

Тарасов. Понятно. (Подходит к Оле.) Ну, Олечка, значит, я пошел.

Оля (долго рассматривает пропуск) . Иди, Коля.

Тарасов. Будете брать контрразведку, не поленитесь забежать в кабинет Орловского. Там у него осталась тетрадка с моими стихами. Не забудешь?

Оля. Не забуду. (Притягивает к себе Тарасова.) Колечка… Умоляю тебя… Будь осторожен… (Строго.) Ну смотри же!

Тарасов. Что?

Оля. Смотри же, теперь ты… теперь я… На всю жизнь.

Оля и Тарасов целуются.

Царев. Я не вижу! (Отворачивается.) И когда это они успели, не понимаю…

Окраина. Перед рассветом. Тарасов пробирается из города. Он в лучшем костюме Арчибальда Гуральника. Слышатся аккордеон и голоса, которые поют французскую песенку «О ле фрез, ле фрамбуаз». Возникает французский часовой. Дальнейшие диалоги идут по-французски.

Часовой. Стой! Пропуск.

Тарасов. Прошу вас.

Часовой. А! Вы говорите по-французски! Это хорошо. (Берет пропуск, читает.) Руки из карманов. Идите вперед.

Тарасов. Куда вы меня ведете?

Часовой. К лейтенанту. У вас русский пропуск. Пусть посмотрит лейтенант.

Часовой приводит Тарасова к лейтенанту. Возле походной кухни французские солдаты чистят картошку и поют «Ле фрез, ле фрамбуаз» под аккордеон. Лейтенант сидит, завернувшись в плащ, на ящике, подпевает.