Сергей Сергеев-Ценский - Том 10. Преображение России

— Все складывается как нельзя лучше. Вся артиллерия дивизии в руках у Баснина, к высоте он уж, конечно, присмотрелся, артиллеристы наши обещают в полчаса все австрийские окопы и блиндажи изуродовать, как бог черепаху. Значит, наше дело только — «приди и возьми», что мы и должны будем сделать без особых потерь. Наконец-то стали на правильный путь: с этой высоты если бы начали в первый день, непременно мы бы уж теперь поили коней на Стрыпе.

Для атаки он готовил красу полка — первый батальон. Как рачительный хозяин, он сберег его к самому трудному, быть может, но зато и к самому почетному делу. Батальон этот провел дни наступления не под дождем и туманом, не в невылазной грязи, а под крышами Петликовце; люди отдохнули после пятидневного перехода, обсушились, обчистились, часто баловались чаем, ели горячий обед, что не удавалось под австрийским обстрелом наладить на позициях. За все эти блага жизни от них теперь требовалось совсем немного — пройтись на высоту 370, которая ко времени этой прогулки вся уже будет изувечена снарядами разных калибров, и занять то, что уцелеет от австрийских окопов.

Батальоном командовал капитан Пигарев, более молодой, чем Широкий и Струков, гораздо более видный и бравый, голос которого мало уступал в зычности голосу самого Ковалевского. Кроме того, Пигарев был весьма неплохой тактик, и Ковалевский надеялся, что если будет трудная минута при атаке, то он не растеряется и там же, на месте, придумает необходимый тактический ход и его выполнит удачнее, чем это могли бы сделать Струков или Широкий.

Несколько раз показывая Пигареву тот склон, по которому он должен подымать свои роты. Ковалевский говорил ему:

— Не забывайте же, Алексей Данилович, про окопы, — они были пустыми, когда наступал второй батальон, и глупо сделали тогда Дубяга и Яблочкин, что их не заняли, — в них можно было бы удержаться. Прекрасный исходный пункт для решительной атаки. Я думаю, что если даже их заняли опять австрийцы, то при обстреле опять очистят. Непременно суньте в них хотя бы по взводу. А затем — конфигурация гребня. Видите, как проволока спускается круто вниз? Это что значит?

Пигарев, нерешительно улыбаясь, присматривался к гребню серыми небольшими глазами и отвечал так, чтобы ошибки в ответе во всяком случае не было:

— Если круто спускается проволока, значит, круто придется нам.

— Напротив, совсем напротив! — весело возражал Ковалевский. — Это значит, что когда ваша авангардная рота дойдет до проволоки и начнет ее резать, она может заниматься этим совершенно спокойно: гребень в это самое время будет обстреливаться нашими легкими батареями, а легкие батареи наши, — вам известно, как они стреляют! Оскандалились пока что тяжелые, а легкие у нас — конфетки! Раз ваша первая рота дойдет до проволоки, — значит, высота наша. Это имейте в виду.

Пигарев был выше среднего роста; когда стоял перед начальством, казался стройным; небольшая бородка его, почти шоколадного цвета, расходилась от подбородка веером, — и это почему-то придавало ему особую молодцеватость. Был снова ясный день; новая нижняя проволока поблескивала на солнце, и Пигарев, соображая про себя, сколько может быть рядов этого серьезнейшего препятствия, говорил вдумчиво:

— Это представить можно, Константин Петрович, но все-таки лучше было бы, если бы колья завалили наши снаряды, а не то чтобы резали проволоку нижние чины. Паскудное это занятие.

— На этом я буду всячески настаивать! Конечно, французы, например, проволоки не режут — это отсталый прием. Я уже говорил об этом Баснину, но он ссылается на то: «А вдруг не хватит снарядов?» В первую голову уничтожить, дескать, живую силу и машины: горные пушки, пулеметы, — а уж потом… Но я буду при орудиях сам! Я сам буду следить за обстрелом. Этот Баснин придумал было такой план атаки, что у меня волосы встали дыбом. Чтобы артиллерия обстреливала высоту ночью, а на рассвете чтобы мы овладели ею штыковым ударом! Каково? И наш Котович согласился с ним, вот что ужасно! Хорошо, что хоть корпусный командир согласился не с нашими генералами, а со мною, что эта тактическая абракадабра годится только для оловянных солдатиков, а не для живых людей. Я просил также, чтобы мне временно подчинить батальон дудниковского полка, чтобы я мог успеть его подготовить, а то он засиделся в резерве и будет смотреть тут на все, как баран на новые ворота. Но, конечно, раз ожидается успех, Дудников сам желает пожать лавры. Пусть его, лишь бы ничего не напортил. Я, разумеется, с ним договорюсь, как действовать вашему батальону с его батальоном.

Свой командный пункт Ковалевский наметил у блиндажа, взятого Ливенцевым. Отсюда по воздуху было не больше полуверсты до гребня высоты 370, и были видны все изломы австрийских окопов. И ему все хотелось, чтобы командир легкого дивизиона Гриневич дал сюда артиллерийского наблюдателя. Но отношения с ним были испорчены из-за Плевакина; он отказал в этом. Между тем с высоты 366, где расположились артиллерийские наблюдатели сплошною кучей, совсем не видно было окопов против блиндажа Ливенцева. Представляя, какой будет обстрел позиций при таком наблюдении, Ковалевский приходил в бешенство и настоятельно требовал кого-нибудь на высоту 375. Был прислан, наконец, один совсем молодой подпоручик, посмотрел на австрийские окопы, сказал беспечно: «Ничего, — зашьем снарядами!» — и быстро ушел.

Ковалевскому оставалось только жаловаться на подобное отношение к серьезнейшему общему делу артиллеристов дивизии генералу Баснину, однако Баснин почему-то принял сторону артиллеристов: быть может, потому только, что жил в Петликовце в одной хате с ними, как взявший на себя еще раньше командование артиллерией, хотя и был до отставки кавалерийским генералом.

К тому, чего добивался Ковалевский, внимательнее мог бы отнестись Вессель, но он был занят в это время на других участках фронта, где тоже готовилась атака, одновременная с атакой высоты 370. Ковалевский хотел залучить на свой фронт хотя бы одну из двух крупнокалиберных батарей, все еще остававшихся у Фешина, хотя он никуда не двигался из деревни Пилявы, но Фешин сослался на то, что на него возложена демонстрация, и батареи необходимы ему самому. Баснин тем охотнее согласился с ним, что свои артиллерийские средства считал более чем достаточными для такого пустого дела, как разгром одной всего высоты.

Он сказал Ковалевскому, с явной досадой глядя на него мосичьими, стеклянно-блестящими глазами:

— Ну, знаете ли, Константин Петрович, — это, наконец, становится всем нам поперек горла, что вы нас так беспокоите по пустякам! Давай вам то, давай вам это, как будто не сделают всего, что нужно, без вас. Вы — командир пехотного полка, будете вести свой полк на развалины, на… мусорные ямы, вот на что! Ничего там живого не останется после артиллерийского обстрела.