Владислав Леонов - Деревянное солнышко

— Вкуснотища небось?

— Убери грязные лапы! — отрезала Вика. — Не время!

— Какие же они грязные? — обиделся он. — Соляркой пахнут! Не по тебе аромат, мадам заправщица?

— Пошел к черту! — отвечала она, становясь у занавески.

Вдруг Вика встрепенулась и бросилась к столу, поднимая ветер платьем:

— Мужики, садись! Идет!

— Нет уж, — отвечал злопамятный Женька. — У нас руки грязные.

А Павлуня ничего не сказал — он смотрел на дверь.

Что-то долго осиливает Модест четыре ступени, что-то медленно вытирает он ноги. Наконец вроде бы стукнуло в сенцах.

— Входи! — Вика подмигнула парням: — Сейчас я ему, милому, дорогому, вмажу!

Глаза у нее заблестели, Вика стала похожа на большую кошку, только с крашеными когтями.

— Входи, мы не кусаемся! — еще раз весело крикнула она и закусила губу в нетерпении.

Женька подбежал к двери, распахнул ее — вошла Трофимова кошка.

— Эй! — крикнул Женька в сенцы, ему ответила пустота.

Он бросился к окну и успел разглядеть под фонарем непокрытые кудри Модеста. Супруг медленно удалялся. Женька сказал с большим ехидством:

— Нету принца. Зря готовилась, графиня!

Вика сквозь зубы пробормотала:

— Какая скотина!

Букву «с» она выговаривала долго, со свистом.

Парни укрылись от греха в Павлуниной комнате. Сидели, тихо пересмеиваясь: слушали, как за подрагивающей перегородкой ходит и ходит Вика. Часищи в комнате Марьи Ивановны давно пробили десять, а она маялась, как пантера в клетке.

Вот как будто утихла. Женька просунул голову в дверь и замер: Модест пришел!

Он стоял теперь перед женой, комкал рукавицы. Непокрытая голова была в снегу — за окнами начинала вертеть свою карусель метелица.

Женька притворил дверь, но разговор все равно был слышен хорошо. Тонкая перегородка пропускала к ребятам каждое слово, малый вздох.

— Вот пришел... — сказал Модест. — Прости уж. Не могу я. Без тебя...

Совестливый Павлуня хотел отойти подальше от стенки, но не успел, огорошенный неожиданными словами красавицы.

— Поздно, мил дружок, — медленно выговорила она. — Поздно прилетел, голубь сизый. Замуж я собралась.

— Што? — выдохнул Модест и засмеялся. Однако смех его тут же прервался. — Да за кого?!

И Вика невозмутимо ответила:

— За Пашку Алексеича.

— Чушь какая... Пашка, и вдруг жених...

— А чем он хуже тебя, — устало сказала красавица. — По крайней мере, человек тихий...

Женька уставился на Павлуню, тот рот раскрыл от удивления. За стеной молчали. Скажи Вика свои слова громко, с визгом — не поверил бы Модест, но она произнесла их так деловито и скучно, как будто дело было давно решенное и обжалованию не подлежало.

— Мне поговорить бы... с ним... — выдавил Модест откуда-то из живота.

Павлуня, пошатываясь, направился к двери.

— Не ходи! Он не в себе! — хотел удержать его Женька, но Алексеич вырвал руку и появился перед супругами.

— Ты?! — спросил Модест и больше ничего не мог выговорить.

Павлуня взглянул на Вику. Она показалась ему такой печальной, что сердце у парня сжалось. Он вздохнул, опустив голову.

— Точно, — сник Модест. — Ай да тихоня!

Супруг вскинул голову, пытаясь заглянуть ей в глаза — они были сухие и злые.

— Детишек бы поглядеть... — сникнув, попросил он.

— Спят! — резко ответила Вика. — Уходи!

Он послушал ровное дыхание Сашки с Алешкой и вышел, волоча ноги.

Женька тут же набросился на товарища:

— Чего ты молчал, как мумия?!

Павлуня осторожно взглянул на Вику: она улыбалась, отомстив сполна.

Побледнев еще больше, он сделал к ней такой шаг, каким идут на виселицу, и сказал умирающим голосом:

— Куда же ты теперь, а? (Она пожала плечами.) Если надо — оставайся. Насовсем. Поженимся, если хочешь. Я маленьких не обижу.

Он замолчал, собирая растрепанные мысли, облизывая языком сразу пересохшие губы. Женька тяжело дышал.

— Ой! — взвизгнула красавица и залилась хохотом. — Поженимся! — с трудом выговорила она. — С тобой! Ой, сдохну! Ой, Пашка, черт носастый, уморил!

Пошатываясь, добрела до постели и упала на нее, плечи ее дергались от смеха.

Павлуня рассудительно сказал:

— А смеяться-то зачем? Я как лучше хотел... Помочь хотел...

— Что с ней говорить! — раздул яростные ноздри Женька. — Она же глупая, как соска! Ничего не поняла! — Он повернулся к Вике, заорал на нее: — Убирайся к своему Пузырю! По ветерку! Красотка бензиновая!

Накинув пальто и нахлобучив шапку, Женька бросился вдогонку за Модестом. Вика, все еще улыбаясь и покачивая причесанной головой, сказала Павлуне:

— Ладно... беги-ка за своей Варварой, запрягай клячу, вези меня к моему дураку. А то возьму да и выскочу за тебя замуж — что мне стоит! Ради смеха! — Красавица опять захохотала, опрокидываясь на подушки. Этим вольным хохотом она очень напоминала Марью Ивановну. Передохнув, уже сердито приказала: — Ну, чего встал! Давай клячу!

Павлуня, ясно глядя, ответил:

— Нельзя. У нее маленький будет.

Эти слова почему-то опять насмешили красавицу.

— Ну и черт с тобой! — вспомнила она своего любимого черта.

Она растолкала близнецов, стала напяливать на них, скулящих, шубки и валенки, приговаривая при этом:

— Разоспались, Модестовы дети! Не разбудишь! Все в папашу!

Не сказав ни «прощай», ни «до свидания», она выбралась на улицу, таща за собой сонных ребятишек.

Павлуня вышел на крыльцо проводить гостью.

У клуба Вику встретила ее сестра Наталья и увела, непутевую, к себе.

Парень постоял возле своего дома, посмотрел у фонаря, как снег оживает, поднимается, течет, потом покрепче притворил дверь сарая, закрыл калитку, обошел двор, сенцы, большой пустой дом, наводя везде кое-какой порядок и удивляясь тому, как это ухитрились двое маленьких ребят за два дня перевернуть все вверх дном.

Скоро в доме стало привычно. Стулья нашли свои места, тарелки из-под кровати перекочевали на кухонную полку. Только Павлуня собрался напиться в тишине чаю с вареньем, как заскрипела калитка, забухали шаги в сенцах, и в дверях возник Модест. Позади маячил Женька. Пальто у Модеста нараспашку, волосы стояли дыбом, баки дымились.

— Где? — ошалело спросил он, рыская глазами по комнате.

— Ушла, — сказал хозяин.

Отмахнув Женьку в сторону, Модест выбежал прочь.

— Куда он? — удивился Павлуня.

— В Хорошово кинулся — милку догонять, — ответил Женька.

Павлуня пожал плечами:

— Чего догонять-то. Рядом она, у Натальи.

— Вот так квас, — озабоченно сказал Лешачихин сын. — Куда ж он теперь метнется с дурных глаз? Пойти остановить.

Пока хозяин одевался, он уже успел до клуба и обратно. Когда появился хорошо засупоненный Павлуня, Женька был уже по маковку в снегу.