Павел Далецкий - На сопках маньчжурии

Нет, положительно, Катя — не могла усмотреть на его лице следов измождения. Худой — да! Но совершенно здоровый, веселый, счастливый. Он чувствует себя в Харбине как в любом другом городе, и он прав: где бы ни был революционер, в городе ли, в деревне ли, за ним все равно будет слежка. Надо уметь работать в любой обстановке! И он, Грифцов, уже в бою, он уже дерется!

— Надо, чтобы солдаты знали, зачем их гонят сюда, в Маньчжурию, — говорил Грифцов. — Дело-то ведь идет к войне. Как, Михал Михалыч, ваше маньчжурское мнение?

Михал Михалыч развел руками:

— С одной стороны, японцы не должны посметь, а с другой…

Грифцов засмеялся:

— А с другой — должны? По-моему, посмеют! Вот, Михал Михалыч, что нам с тобой нужно в первую очередь — типографию! Главное наше оружие — слово. Если из уст в уста мы можем говорить сотням, то печатное слово говорит миллионам. Наша первая задача в Харбине: тут, на месте, создать печать.

Михал Михалыч был лыс. У некоторых людей есть привычка потирать лысину, и у Михал Михалыча была эта привычка. Он обеими руками потер лысину; по-видимому, он думал, что не так-то будет легко создать в Харбине подпольную типографию.

Грифцов ночевал у доверенного фирмы «И. Я. Чурин». Спокойно, хорошо и, надо думать, вне подозрений. Катя не хотела рассказывать о своих неудачах, но Грифцов слово за словом вытянул из нее все.

Вытянул и засвистал:

— Вот что, оказывается, случилось с моей невестой! Сейчас же поедем к господину доверенному, вы ляжете спать. И пока вы будете спать, я кое с кем здесь познакомлюсь. Знаете, что еще надо сегодня сделать? Написать о смерти Насти Епифановой. Огненно написать, как того заслуживает эта исключительной моральной силы женщина.

Ушел Михал Михалыч, ушел Леня Горшенин; Грифцов и Катя поехали на извозчике. Фаэтон был удобный, лошаденка невысоконькая, маньчжурская, китаец-извозчик ссутулился на козлах.

— Катерина Михайловна, — сказал Грифцов, — а ведь знаете, что случилось, — Настю убили, а Епифанов-то жив, бежал! Да, да, бежал от петли, сейчас он на воле. Ему в камеру умудрились передать не только пилку, но и «кошку» о четырех лапах. Перепилил решетку и ночью — бегом через двор. «Кошку» на стену… взобрался… И только тут часовой заметил его, выстрелил… и попал в фонарь… Понимаете, совершенная темнота. Епифанов соскользнул со стены и — огородами. Часовые вдогонку ему огонь… смотритель наперерез… Пуля убила смотрителя. Вот как везло человеку! А говорят, нет судьбы! Есть, черт возьми, Катенька, хотя это и противно моим взглядам. Ушел Епифанов! Весь район обыскали, весь город. Исчез бесследно. Молодчина!

Катя долго молчала, вся захваченная удачей товарища и грустью по его убитой жене.

Глаза ее смотрели сурово, но углы губ были мягки, и весь облик был нежен, и Грифцов подумал, что эта девушка имеет главное: страстную жажду правды, по сравнению с чем все остальное кажется ей ничтожным. Девушка или женщина? Он смотрел на нежные линии ее губ, скупой овал щек, в глаза, сиявшие суровым блеском. Девушка! У женщины, узнавшей любовь и тревогу за любимого и детей, взгляд мягче.

Приближаясь к улице, на которой доверенный Чурина поставил свой дом, Грифцов остановил извозчика, расплатился и медленно пошел с Катей по тротуару. На улице оказалось множество извозчиков. Они стояли вдоль тротуаров, причем на козлах сидели не китайцы со своими тонкими косами, а настоящие русские «ваньки». Почему же здесь такое собрание извозчиков и откуда взялись русские извозчики?

У ворот дома доверенного дворник, и у других домов дворники… Но все дворники в Харбине — китайцы, а здесь стоят русские…

Грифцов взял Катю под руку, сжал ее локоть, нагнулся к ней с веселой улыбкой и проговорил:

— Засада!

Повернул в первую попавшуюся дверь — колбасная.

Купили колбасы и сосисок. Вышли со свертками. Грифцов опять взял Катю под руку, рука ее вздрагивала, суше стали губы. Но шла она спокойно.

Молодец, Катя, молодец! Страшно хотелось ускорить шаг, но вместо этого задержался у витринки и скосил глаз назад, — от дома доверенного отделились два человека и устремились за ними.

— Идем! — сказал Грифцов.

Они быстро пошли.

И те два пошли быстро, почти побежали.

— Борьба в открытую!

На извозчика бы! Извозчики есть, но ясно, какие это извозчики! Катина мысль бешено работала. Туфельки ее стучали по тротуару, мелькали витрины магазинов. Никто из прохожих не подозревал, что эта торопящаяся раскрасневшаяся девушка и ее кавалер, одетый в серое пальто, мягкую серую шляпу, борются сейчас не на жизнь, а на смерть.

Нельзя было бежать, нельзя было вскочить на извозчика; а вот те вскочили, сидят в пролетке, держатся за козлы и гонят, гонят!..

— Китаец! — воскликнула Катя.

Из переулка выехал извозчик-китаец.

Вскочили.

— Ходя, шибко, шибко!

Пара маньчжурских коней понеслась. Прохожие останавливались: опаздывают на поезд, на пароход? Несется вторая пролетка… Эге!

Грифцов думает: «Шансов почти нет, но драться буду до последнего. Жаль Катю, ушла бы с Коржом…»

Долго так не поскачешь… Схватил за вожжу и повернул коней в переулок. Здесь одноэтажные кирпичные особняки, палисадники, акации. Широкоплечий, круглоголовый капитан стоял в дверях ближайшего особняка. Катя крикнула:

— Стой! Стой!

Извозчик остановился. Катя подбежала к офицеру. Капитан невольно попятился. Красивая молодая женщина, глядя на него нестерпимо сверкавшими глазами, проговорила:

— Вы — русский офицер. Прошу вашей защиты.

Женщина проходила в глубь коридора, за ней проходил ее спутник, капитан невольно замыкал шествие.

Решил: романтическая история, любовников преследует отец или муж. Но прежде всего — убрать извозчика, скрыть следы. Выскочил и приказал извозчику повернуть во двор. Потом уже спокойно проводил гостей в комнату.

— Прошу сюда!

Это, очевидно, кабинет капитана. Письменный стол, диван, над диваном ковер, на ковре охотничьи ружья, ягдташи, ножи, кинжалы.

— Моя просьба, — сказала Катя, — не пускайте сюда никого.

В окно она увидела, как промчалась пролетка с двумя агентами, державшимися за облучок.

Капитан представился:

— Капитан Свистунов.

Гости назвались также. Фамилии у них были разные, что утвердило Свистунова в предположении, что тут романтическая история. Женщина была красива, молодой человек тоже — так сказать, серьезная предпосылка для любовной трагедии.

Капитан скоро оставил незваных гостей и ушел в собрание, откуда денщик принес судки с обедом. Катя поела и прикорнула на диване. Грифцов шагал взад и вперед по кабинету. Планы на работу рухнули. Он обнаружен, скрыться негде! Харбин нужно покинуть немедленно!