Павел Далецкий - На сопках маньчжурии

Наконец из четырех остался один — офицер. Израненный, он опустил руку, шашка выпала, звякнула о камни. С поднятым штыком на него бросился Ясуи.

Вдруг сильный удар сабли отразил его штык.

Перед ним вырос сам Юдзо.

— Назад! — крикнул Юдзо. — На колени! Это — герой!

Что происходило на других участках боя, Свистунов не знал. Но он знал, что сейчас, когда японские атаки отбиты, когда враг лежит перед высоткой, надо ударить на него всеми силами.

Послал в дивизию, одного за другим, трех ординарцев. Из его донесений мог быть только один вывод: немедленное наступление всеми силами! Победа будет. Если победа будет здесь, она будет и в других местах. Победа — как пожар, который распространяется мгновенно.

Сигнальщики переговаривались с Новицким. Новицкий сообщал, что он с трудом удерживает полк от контратаки.

Но вверху молчали. Свистунову стало ясно: тактика боя осталась прежняя — стоять и ожидать противника.

Хрулев, грязный, запыленный, сидел на камне перед Свистуновым, крутил пшеничные усы и приговаривал:

— Вот бы сейчас, Павел Петрович, вот бы сейчас… Тут не требуется никакого особенного военного ума, простой здравый смысл. Помните, как мы дрались мальчишками? Если противник сдавал, мы наваливались на него и опрокидывали его к чертовой матери! Чего же мы ждем сейчас?! Ведь это безумие сидеть и ждать, чтобы враг собрался с силами, снова атаковал и разбил нас!

Шульга лег спать, сказав:

— Никакого наступления не будет, а до следующей атаки я высплюсь.

Было одиннадцать часов утра, когда Свистунов самовольно контратаковал противника. Это случилось тогда, когда 4-й полк Ниси штурмовал ущелье. Светло-желтыми волнами катились солдаты Ниси по низине, грозя уничтожить роту Логунова и охотников Волкобоя.

Свистунов больше не посылал ординарцев ни в дивизию, ни к Келлеру. Послал записку Неведомскому, сообщая, что сейчас будет наступать, и просил в помощь огонька. Втайне он надеялся, что Новицкий его поддержит и ударит тоже. Но Новицкий не решился нарушить приказ.

— Вот она — наша тактика, — бормотал Свистунов. — Один дерется, а другие смотрят. Точно во времена Батыя.

Пушки Неведомского, ревя, напрягаясь раскаленными телами, стали выбрасывать последние снаряды. Неведомский даже подкатил пушки поближе, — поклонник закрытых позиций, он чуть не выкатил свою батарею на гребень, чтобы было ближе, короче, стремительней, вернее!

Укрываясь за камнями, бугорками, скалами, японцы стали отползать. Через четверть часа артиллерийский огонь смолк, и батальон Свистунова поднялся в атаку.

Японцы дрались упорно. Но они были подавлены неудачами и только что перенесенным жестоким обстрелом. Они не успели собраться для встречи атакующих и покатились вдоль реки на соединение с 4-м полком.

«Всего бы одну дивизию! — думал Свистунов. — Неужели мы упустим победу?! Во всяком случае, Логунова я вызволю».

На сопках справа раздалось «ура». Блестя на солнце штыками, по склону бежали солдаты.

Неужели поддерживают его, Свистунова?

Но это была своя, логуновская рота и охотники Волкобоя, в помощь которым выступил Свистунов. Они кружным путем выбрались из ущелья и теперь ударили во фланг гвардии.

Часть гвардии, успевшая перебраться через реку, не ожидая удара, бросилась назад.

Свистунов не преследовал. «Дивизию, всего одну дивизию! Перейти, разбить, охватить фланги!» Но дивизии не было, был всего один батальон.

Японцы исчезли в мутном знойном мареве. С минуты на минуту нужно было ожидать ответного артиллерийского огня, Свистунов приказал торопиться на высотку.

— А где Логунов? — спросил он Аджимамудова, когда батальон вернулся на позицию.

Аджимамудов рассказал, где Логунов.

Свистунов слушал, губы его дрожали.

Неведомо откуда Аджимамудов достал водку и пришел с бутылкой к Свистунову и Хрулеву, которые, изнемогая от жары, лежали под скалой.

— Не знаю, о чем вы сейчас думаете, — сказал Аджимамудов, — если вспоминаете Логунова… что поделать?! Не от тифа умер — от пули. Достойный был офицер, такой не замарает чести русской армии… Выпьем за Логунова. Выпьем за будущую победу…

— В такую жару разве можно пить водку? — поморщился Свистунов.

— Водка всегда хороша.

— Закуски нет.

— Хлеб есть. Настоящий офицер, если и хлеба нет, не растеряется, вспомнит запах закуски и выпьет под воспоминание.

— В самом деле, выпьем под воспоминание, — вздохнул Свистунов. — Потому что, надо думать, японцы скоро полезут опять.

Келлер получил известие о победе на правом фланге у Тхавуана. И обрадовался, и испугался. Обрадовался потому, что это была победа, а испугался потому, что победа требовала практических выводов.

Вчера вечером он отправил в тыл все свои батареи, за исключением одной на левом фланге. На правом оставил чужую, приданную от 1-го корпуса. Что поделать?! Из записки Куропаткина явствовало, что задача Восточного отряда отступить к Ляньдясаню!

Если б он был один, если б вокруг него не было других генералов, ни равных, ни выше, он собрал бы все свои батальоны и ударил на Куроки. Этим он помог бы и Случевскому, у которого, по сведениям, на Юшулинском и Пьелинском перевалах было неблагополучно.

Но он не мог наступать без разрешения Куропаткина.

— Телефонируйте, Андрей Иванович, телефонируйте, — торопил он начальника штаба.

— А я советую, ваше превосходительство, донести о победе и ни о чем не спрашивать. Что может посоветовать командующий на таком расстоянии? Наступать он все равно не посоветует.

— Но почему, Андрей Иванович? Русская армия всегда, со времен Ивана Грозного, наступала.

— Тогда наступали маленькими армиями. Наступает себе воевода со своей дружиной, и все. Наступление же с такими махинами — сложнейшая наука. А этой науке мы не обучены. За позиции нужно держаться.

Начальник штаба, желтый, болезненный генерал Семенов, поминутно подносил к уху телефонную трубку.

Келлер взад и вперед ходил по палатке. Она накалилась, было невыносимо душно.

— Вот видите, один батальон разбил врага, во много раз сильнейшего…

— Надо сказать, что это батальон Свистунова, уже раз отмеченный победой.

— На месте командующего я дал бы ему полк!

Семенов почесал переносицу.

— Как капитану дать полк?

— А я вообще этого не одобряю, — сказал генерал Кашталинский, начальник 3-й Восточно-Сибирской дивизии. — Самоуправщика командира батальона, мерзавца, под суд!

Кашталинский располагался со своим штабом неподалеку и заехал к Келлеру узнать про положение.

— Позвольте, Николай Александрович, почему же мерзавец? Он — победил.

— А сколько людей уложил?

— Говорит, говорит… тише! — закричал Семенов. — Ваше высокопревосходительство, докладывает генерал Келлер, — Он передал трубку Келлеру.