Павел Далецкий - На сопках маньчжурии

— Тысяча! Идет тысяча!

Хватая оружие и одежду, хунхузы бежали к западным воротам, а оттуда в горы.

Аджентай приказал слуге:

— Вооружайся, будем защищаться.

Он обнажил саблю… Однако через минуту, сунув за пазуху коробку с опиумом, бежал вслед за хунхузами в горы.

— Смерть Аджентаю, смерть, смерть! — доносилось до его ушей в спокойном утреннем воздухе.

Повстанцы бросились в амбары, хлевы, комнаты. Они нашли своих быков, ослов, груды зерна.

Все было Аджентаю мало, все брал и брал!

Разбивали сундуки, выбрасывали богатства.

Аджентая не было нигде.

Ван Дун составил несколько отрядов для поимки начальника маньчжурского знамени и во главе одного из них встал сам.

Аджентай брел по тропинке, расстегнув ворот, волоча за собой саблю.

Слышал далеко внизу крики; поднявшись на перевал, увидел дым — горели его дом, сараи, все его добро.

Стоял согнувшись, опираясь на саблю, тупо разглядывая коричневую пелену дыма.

Только бы его не поймали, только бы ему уйти, а уж он покажет бунтовщикам! В Пекине для всех восставших потребует казни, и эту казнь ему дадут с радостью.

Свернул в чащу. Сразу же нужно было продираться сквозь кусты. Шел на юго-восток, солнце светило давно, но в чаще он не видел солнца.

Бог с ним, с солнцем, главное то, что он ушел от погони.

И хотя к концу дня он очень устал, но злоба его не устала, она вливала в него силы. Страшно хотелось выкурить трубку опиума. Опиум был, а трубки не было. Ел сырые грибы, ягоды. К вечеру продрог, разложил костер. Ночь просидел у костра, то задремывая, то вскакивая, чтобы подбросить в огонь валежнику. Чаща скрывала небо. Куда он идет? Может быть, совсем не на юго-восток?

Утром опять шел. Опять чаща, балки, распадки, ущелья, ручьи, мошка, комары. Совсем с ума сошел от желания курить. Стал из сука долбить ножом трубку. Трубку выдолбить можно, но как с мундштуком? Надо найти камышинку.

Выдолбил трубку, до вечера искал камышинку, так и не нашел. Потерял спички, страшное несчастье!

Подходила ночь, холод пронизывал Аджентая. Но когда он вспоминал про Ван Дуна, ярость согревала его. Почему еще там, в горах, на берегу Амурского залива, он не убил его?

Утром Аджентай набрел на едва заметную тропу. Засмеялся от счастья: теперь он спасен! Тропа привела его к охотничьей фанзе.

Старик охотник испугался, увидев незнакомого человека, но тут же успокоился — незнакомец повалился на каны и прохрипел:

— Накорми меня!

Выпил воды, жевал сырую пампушку, расспрашивал, далеко ли до Мукдена. Охотник сидел у очага с трубкой в зубах, вороша двумя железными палочками угли под чайником, и односложно отвечал.

Аджентай считал себя спасенным, и он спасся бы, если б преследовал его не Ван Дун, опытный таежник. Несколько раз отряд сбивался с пути, но потом опять нападал на след.

Ван Дун приближался к фанзе охотника через двое суток после прихода Аджентая. В это время хорошо отдохнувший начальник знамени приказывал старику вывести его из гор.

Голоса он услышал еще издалека.

— К тебе должен кто-нибудь прийти?

Старик отрицательно покачал головой.

— Смотри, если хоть слово!.. — Аджентай показал на саблю и на шею, вышел из фанзы и притаился в чаще. Через четверть часа голоса услышал отчетливо. Стихли, зазвучали опять.

— Идут! Китаец выдал! — пробормотал Аджентай и бросился бежать.

Перед ним был распадок. Перебраться через распадок или спрятаться в распадке? Проклятая чаща! Хватает за руки, за лицо… Взобрался на ствол поваленного дерева и побежал по стволу. С этого ствола владелец фанзы обрубал ветки для своего очага, острые суки торчали отовсюду, Аджентай поскользнулся и упал. Упал со всего размаху на острый сук. Сук пробил грудь и вышел между лопатками… Аджентай захрипел, раскинул руки и затих.

Ван Дун первым подошел к умирающему врагу. Присел на корточки, сказал:

— Хотел убежать, Аджентай! Смотри — это я, Седанка… Ван Дун.

Мертвого Аджентая оставили на суку.

Первые дни по возвращении в Мукден Цзен был занят бесконечными коммерческими соображениями и делами. Русские готовились наступать и покупали всё: мясо, рис, чумизу, теплые куртки, арбы, повозки, скот. Русские нисколько не походили на японцев, которые ничего не покупали, а всё брали, приговаривая: покупать будем после войны.

Даже женщин они брали даром. Приходили во двор и брали тех, кто им понравился. Ни муж, ни старший брат, ни отец не получали за это даже медного чоха.

У Цзена-старшего жила молодая женщина. В минуты поэтической грусти поэт, по своему обыкновению, на нее только смотрел. Она была высокого роста, с широким веселым лицом и тонкими бровями. После смерти брата Цзен-младший взял ее к себе, и в тот же день два японских солдата вошли во двор, схватили ее за руки, засмеялись и увели. Цзен-младший видел все это в щель и только впился пальцами в косяк двери. Вернулась уведенная через три дня.

Цзен начинал ненавидеть японцев. Он никогда не соглашался с братом, ненавидевшим русских по каким-то своим философским соображениям. С русскими можно было вести дела, и Цзен торопился вести их.

Японцы если и победят, то еще не так скоро победят, Цзен успеет отлично нажиться… Что же касается Якова Ли, против которого японцы имеют зуб, так больше он не служит у Цзена. Передан фудутуну и осужден. Доноси, если хочешь, уважаемый цензор господин Тоань Фан.

Все шло хорошо, но вдруг начались неприятности.

Чжан Синь-фу ходил в Сунь Я к арендаторам и вернулся ни с чем — арендаторы не дали ни зернышка.

Вечером Чжан долго сидел в комнате хозяина, Лампа догорала, горьковатый запах масла тянулся к окну.

Цзен лежал на кровати и слушал монотонный голос агента. С тех пор как японцы разграбили ляоянскую усадьбу Чжана и нанесли ущерб здоровью всех его женщин, голос преуспевающего агента приобрел этот монотонный оттенок.

По мнению Чжана, в деревне Сунь Я все сошли с ума. Крестьяне должны подчиняться помещику, отдавать ему и восемьдесят и девяносто процентов урожая, а в Сунь Я не хотят. Почему? Чжан решил силой отобрать арендную плату, но подошел Ван Дуй, взял его за косу, подтащил к стене и ударил головой о стену. После этого агента выкинули из деревни. Крестьяне, вооруженные не только пиками и ножами, но и ружьями, стоят у деревенских ворот.

— Необычайно зловредный человек Ван Дун! — сказал Цзен. — Су Пу-тин много раз мне на него жаловался. Там, в Хай Шэнь-вэе, он мешал и вредил Су Путину, а через Су Пу-тина и мне. Теперь он вернулся и уже прямо вредит мне и почему-то, негодный человек, неприкосновенен. Все ждут каких-то событий, какого-то ниспровержения и боятся тронуть мошенников, подобных Ван Дуну. Появился некий Сун Вэнь… Мой собственный сын слушает не меня, а его. Презренный воришка Ли явился ко мне с требованиями, как равный к равному. Э, да что там!