Павел Далецкий - На сопках маньчжурии

Он приказал Емельянову, Жилину и Котеленцу помыться и привести себя в порядок, сам тоже пошел к колодцу, снял рубашку и долго мыл лицо, шею и смачивал голову.

Унтер-офицер второй роты Суров спросил его:

— Ну, как там?

— Да ничего… город как город… А что, по полку сегодня дежурный капитан Шульга?

— Он…

— Вот тоже мне, — пробормотал Куртеев, поливая голову из кружки и тяжело вздыхая.

— А что?

— Да случилось тут одно дело… А мы, значит, опять окопы рыть… А как здесь насчет грунта?

— Да подходящий. Камнем все засыпано. Земля с виду как бы мягкая, а копнешь — мелкий камень, точно кто накрошил. У нас в России никогда я такой не видывал.

— Ну, брат, у нас в России! Тоже мне про Россию вспомнил!

Он начистил сапоги, протер желтый фельдфебельский ремень и пошел искать дежурного по полку.

Капитан Шульга сидел в палатке, просматривая «Иллюстрированную хронику русско-японской войны». Из номера в номер хроника печатала фотографии убитых офицеров. Много знакомых увидел Шульга в последних номерах. И почти под каждым подпись: «Погиб под Ляояном».

«Штабс-капитан Кульнев, Великолуцкого полка. Значит, он в Великолуцком полку так и остался. А вот Митю Лысенко жаль, ох жаль, вместе в училище учились. Простецкий был малый, но выпивоха. Что ни бой, то все тяжелее. В новом бою черта с два уцелеешь.

Наши осадную артиллерию стали подвозить. Значит, наступление — дело решенное».

Против палатки остановился фельдфебель 1-й роты Куртеев.

Уловив на себе взгляд капитана, сделал два шага вперед, вытянулся, вскинул руку к козырьку и застыл.

— Что тебе, Куртеев?

Куртеев стал докладывать.

— Что, что? Какого китайца? Ты, что ли, полез?

— Так точно, вашскабродь, никак нет… я не полез… Емельянов полез…

— Что он, сукин сын, обалдел?! А ты где был?

Куртеев смотрел в глаза Шульге, прямо в его рыжие острые глаза. Шульга отодвинул в сторону «Иллюстрированную хронику», поправил шашку, вытянул ноги и повторил:

— А ты где был? Ты, фельдфебель, допустил, чтоб тебе по шее наклали чужие офицеры!

Глаза Шульги стали совершенно рыжими и точно слились с его веснушчатым лицом и волосами.

— Так точно, вашскабродь, Емельянов…

— Что Емельянов?

— Емельянов, вашскабродь, говорит, это наш, говорит, китаец, крестный нашего батальонного.

— Какого батальонного?

— Капитана Свистунова.

— Командир нашего батальона подполковник Криштофенко, а не капитан Свистунов, понял?!

Куртеев стоял, слегка выпучив глаза.

— Не понял?

— Так точно, вашскабродь, не понял.

Шульга усмехнулся. Не следовало солдату показывать своего удовольствия, но он не мог удержаться, усмехнулся и сказал:

— Экий дубина, а еще фельдфебель; некого у вас, что ли, в фельдфебеля ставить? Капитан Свистунов опять по-прежнему командир 1-й роты, а командиром батальона назначен подполковник Криштофенко. Теперь понял?

— Так точно, теперь понял.

Шульга сидел, вытянув ноги, выпятив грудь, и смотрел прищурившись на солдата.

— А что такое болтают об Емельянове, будто он японского офицера спас?

— Так точно.

— Спас, что ли?

— Спас.

— Он у вас морда, Емельянов! Своих офицеров не спасал — вон их сколько погибло, — а японца полез спасать. Гусёк!.. А вообще что за ним наблюдается? — спросил он тихо.

И Куртеев, уловив в голосе капитана благоприятную для себя перемену, тоже тихо заговорил:

— Жилин в роте сказывал, да я и сам слыхал, как он про барина своего Валевского выражался. Будто этот барин злодей у них. И что будто, когда война кончится, всем барам будет конец.

— Все ясно… Ему не морду бить, а в землю на три аршина!.. Иди, трое суток отсидишь.

После вечерней молитвы Емельянов отозвал Хвостова. Они прошли к песчаному бугру и присели. Хвостов слушал еще раз о том, чему Емельянов был свидетель в китайской деревне, и о том, что случилось сегодня в Мукдене.

— Твои мысли правильные, — сказал он, — по всей земле живет обездоленный люд.

— А кто тот человек — рядовой, что ли? — который с нами в лесу на поляне говорил? Опять-таки очки…

— Да, этот человек… — задумался Хвостов, — в нашем большом деле он не рядового, офицерского звания удостоен…

— И в ссылках был?

— Насчет этого не осведомлен.

— А ты сам, Хвостов, сидел?

— Случилось, но недолго. Пришли ко мне темной ночью, как сегодня, и взяли… Оказал честь жандармский офицер да три простых жандарма. Когда пришли, я спокойно встал с постели, а у них глаза такие, будто зашли в клетку к зверю. Смешно, честное слово. «Чего вы, говорю, ваше благородие, ведь я не укушу…» Как заорет на меня: «Молчать!» Боятся они нас, Емеля.

Емельянов завернулся в шинель и лег. Звезд было неисчислимое количество, они точно плавали над холмом. И звезды эти как-то подкрепляли слова Хвостова.

Раньше Емельянову казалось, если Валевский отступится от его Дубков, то можно будет и помириться со своей жизнью. А теперь он видел все настолько, широко, что Дубки ему уже не принесли бы счастья.

— Слышь, Хвостов, — сказал он, — а я бы тоже их, твоих жандармов, не забоялся. А ну их к чертовой матери!

Хвостов закурил, затянулся и сказал:

— Между прочим, я нисколько в тебе и не сомневаюсь, Емельян. И поручик Логунов в тебе не сомневается.

Хэй-ки после помощи, оказанной арендаторам Аджентая, чувствовал себя отлично. Среди багажа, привезенного им из Японии, был велосипед. Погода стояла сухая, Хэй-ки вскакивал на велосипед и мчался за город. Встречные китайцы смотрели на него с удивлением, им казалось невероятным: нечто несется на двух колесах по дороге, и это нечто оседлано человеком!

— Эй, хочешь попробовать? — обращался Хэй-ки к какому-нибудь парню, разинувшему рот, соскакивал и сажал его на машину.

— Ну что, понимаешь? — спрашивал он спустя десять минут. — Ну то-то же…

В деревнях у него были встречи и беседы. Помещики нанимали бандитов для охраны своих земель от возмущенных арендаторов. Конечно, владельцы понимали, что арендная плата немыслимо велика, но жадность не позволяла пойти на уступки. Члены союза «Вечная справедливость» собирались за деревней, где-нибудь в пустынной долине, вооруженные саблями и ножами, чаще топорами и мотыгами. Ружей было мало. На ружья смотрели с завистью. Военное обучение проходили как умели.

— Ружья тоже будут, — говорил Хэй-ки местному старшему, — передайте всем: первая забота партии кемин и тайных союзов — оружие!

После совещания «братьев» в Мукдене Хэй-ки ездил по провинции целую неделю, вернулся домой и не успел еще помыться с дороги, как к нему подошел разносчик овощей, опустил на землю корзины, проговорил пароль и сделал условный жест пальцами.

— Якова Ли везут на казнь!