Сергей Алексеев - Наш колхоз стоит на горке

Конечно, в колхозе есть комбайны. Они и косят и тут же на поле молотят зерно. Но это не тот обмолот. Обмолот настоящий идет на колхозном току. Центр обмолота — сама молотилка. Все внимание ей. Она, как царица, в подобное время.

Уходят бесконечным потоком снопы в молотилку, выходят чистым янтарным зерном, колхозной надеждой, ее богатством.

Первый день обмолота превращался в Березках в колхозный праздник.

Утро. Едва солнце проклюнуло небо. Еще не сбежала с травы роса. Еще деревья сонливо дремлют. А уже калитки в Березках поют на десятки различных тонов. Каждый спешит на улицу.

Весь первый день обмолота Савельев проводил на току. Работал на молотилке, становился к барабану и не сходил до самого вечера. Неутомим в работе Савельев. Руки проворны. Глаза — как у ястреба. Лишь не воронь — подавай ты ему снопы.

Смотрят колхозники на председателя:

— Любит, любит Савельев у нас обмолот. — И тут же старое вспоминают: — Он каждого пятого в нашем колхозе, считай, пропустил через обдирочный тот аппарат. С кого лень ободрал, кому спесь поубавил, многим мозги прочистил.

Смеются колхозники:

— Григорию Сорокину был обмолот. Филимону Дудочкину был обмолот. Ну, а Анисью Сыроежкину — эту просто, считай, провеял.

Нютка Сказкина — посыльная при правлении, та, что пялила больше других глаза на ракетчика, — явилась однажды к Савельеву:

— Степан Петрович, не могу я больше в посыльных.

— Ну что же, — сказал Савельев, — жаль расставаться, но одобряю. Куда собираешься?

— На ферму, Степан Петрович.

— Вдвойне одобряю.

Ну, имел же Савельев с Нюткой потом хлопот!

На ферме дела не ладились. Стадо увеличивалось медленно. Плохо было с молодняком. Надои держались на уровне очень среднем. Заведующий фермой Егор Тимофеевич Параев относился к работе недобросовестно.

Нютка с жаром взялась за дело. Оказалась она на редкость въедливой. Вначале засела за книги. И первый вывод, который сделала Нютка, начитавшись тех книг: чистота и порядок — вот что должно быть главным в коровнике.

За чистоту, или, как говорила сама Нютка, за «красоту», прежде всего и взялась девушка. Чуть что — Нютка бежала к Степану Петровичу. То белила нужны для стен, то доски для покрытия пола, то какие-то более совершенные ясли; наконец, достань ей железные трубы — в коровнике нужен водопровод. А поди достань эти железные трубы, если ты даже не частник, а целый колхоз.

— Выходит, на свою голову отпустил я тебя на ферму, — посмеивался Степан Петрович. Но доставал и белила, и доски, и даже трубы.

Потом Нютка взялась за проблему кормов. Снова читала какие-то книги, опять приходила к Савельеву, наседала, наступала, твердила:

— Не тот рацион. Не тот рацион.

И тут же ему — какой нужен для коров рацион. Вплоть до каких-то там витаминов. Вот и новая забота у председателя — доставай для коров витамины.

Наведя красоту в коровнике, Нютка тут же ввела санпост, то есть проверяла, насколько чисты у доярок халаты и руки, и вообще в коровник без халатов никого не пускала. Стояла, как часовой.

Савельев из-за этого даже имел неприятность. Приехал однажды в колхоз очень видный работник из района. Прошел, не заходя к Савельеву, прямо на ферму. По-хозяйски распахнул ворота в коровник, переступил порог.

— Стой! — закричала Нютка. — Стой!

Работник опешил, попятился. Подбежала Нютка и вовсе вытолкала его наружу.

Потом он, конечно, посмеялся над этой историей. Понял, в чем дело. Но тогда, в первую минуту, даже обиделся. О чем и сказал Савельеву.

— Ну и ну… — выговаривал, правда улыбаясь, Степан Петрович Нютке. — Ты что же, и мать родную не пустишь?

— Не пущу, — упрямо стояла Нютка. — И вас без халата, Степан Петрович, не пущу. Не полагается. Никому.

— Ну и ну… — вновь повторил председатель.

А через несколько дней зашел Савельев в коровник (конечно, в халате) и увидел такую картину. Расхаживает по коровнику Нютка, а рядом с нею Вася-ракетчик. В пиджачке Вася, без всякого халата. А Нютке хоть бы что. Глаза у самой светятся. Идет, словно плывет.

— Вот тут, — объясняет ракетчику Нютка, — новые ясли. А это — водопровод.

Повернула кран — зажурчала вода.

Постоял Савельев, повернулся, не захотел смущать Нютку, тихо вышел на улицу.

Вася Шишкин оказался лихим в работе. Он быстро освоил трактор. Был принят в бригаду к Червонцеву.

Трактор в руках у Васи — словно игрушка, словно послушный конь. Любо было взглянуть, когда Шишкин ехал на тракторе в поле. Ракетчик не ехал. Он гарцевал.

Девчонки в такое время к колодцам быстрей бежали: мол, за водой. А сами лишь бы глянуть глазком на Васю. Мальчишки неслись за ним километр. И каждый их них половину бы жизни отдал, лишь бы оказаться на месте Васи.

— Джигит, джигит! — выкрикивал дед Опенкин. — Кавказец. Хаджи-Мурат. — Дед Опенкин в селе был начитанным.

В бригаде Червонцева установилась такая традиция. Каждую весну устраивали трактористы между собой соревнование на лучшего пахаря. Отводилась каждому равная доля земли. Условия для победителя — быстрее всех пропахать свою долю. Причем нигде не нарушив агрономической нормы — пахать на 20–22 сантиметра вглубь.

На эти соревнования собиралось чуть ли не все село. Даже дед Празуменщиков и тот приходил. Не говоря уже о деде Опенкине. Этот носился от трактора к трактору и истошно орал:

— Газу, газу, давай ему больше газу!

Редко кому удавалось побить Червонцева. Тут ему не было равных. По сути, борьба шла за второе, за третье место.

Впервые в этих соревнованиях принял участие и Вася Шишкин.

В селе стали поговаривать, что ракетчик бригадира побьет. Больше всех тут старалась Нютка:

— Конечно, побьет! На то и ракетчик.

И вот наступил день соревнований. Трактористы сели на машины. Моторы взревели.

Вася резким рывком сразу ушел вперед. Червонцев слегка замешкался. Но это было не ново. Все знали привычку Червонцева трогать машину последним. Словно хотел бригадир убедиться, что все и у всех в порядке, своими глазами увидеть, как двинулся каждый. Так было и в этот раз. Но потом, пропустив всех вперед и плюнув поочередно на каждую руку, Червонцев взялся за рычаги. И вскоре нагнал ракетчика. Обошел его метров на сто. Так продолжалось два круга.