Вера Щербакова - Девушки

— Расходись, пришли! — вскоре скомандовала Сима и побежала выбирать поудобнеё площадку для танцев.

Варя опустилась в траву. Положив руки под голову, долго лежала она, глядя на смыкающиеся над собой в вышине густые кроны давно отцветших лип, медовый запах которых достигал их окон. То была памятная для неё пора, цветение лип, — она тогда еще верила и ждала, пусть не любви, а хотя бы первых едва зарождающихся её признаков. Как бы все здесь для неё изменилось и заговорило: каждая тенистая тропинка, где она могла случайно встретить Титова, каждый изгиб реки, осененный поникшими ветвями широкоствольных ив! Но нет ни любви, ни дружбы даже — он просто не замечает её. Варя вздохнула и встала. Внизу, с реки, спрятанной в кустах, доносились оживленные, веселые голоса купающихся, а ей становилось грустно: Иван почему-то не приехал ни с первым, ни со вторым поездом, и она ничего не знала о нем. Где он, почему не приехал? Тогда Варя побрела через лес на знакомые голоса к людям, лишь бы не думать бесконечно об одном и том же…

Лес был еще по-весеннему свеж, пахуч и зелен. Раздвигая ольховые кусты, Варя прошла в чащу на чириканье какой-то отчаянной веселой пташки и, присев на корточки, сразу будто нырнула в иной мир полузеленого света и прохлады. Чириканье прекратилось — значит, пташка была недалеко.

— Пой, глупенькая, я не трону, — шепнула Варя, — прислонясь к стеблю куста и осматриваясь.

Целое семейство красных с белыми горошинками мухоморов росло чуть поодаль от неё. Варя подивилась: «Как красивы — и никому не нужны».

Жучки разные, букашки деловито ползали по травинкам, взмахивали прозрачными крылышками, улетали. Заробевшая было пташка снова запела, теперь уже немного в стороне, но все так же беззаботно весело.

— Варя, Варя! — раздался неподалеку голос Симы. — Где ты?

«Может, что узнаю об Иване?» — подумала Варя и торопливо вышла из своего укрытия.

Сима в белом платье, смуглая, золотистая от загара, словно слитая из солнца, стояла в тени под березой и ждала Варю. Лизочка в цветном сарафане сидела на пеньке и, насколько хватало рук, не слезая с него, обрывала у ног ромашки. Начатый венок лежал на коленях.

— Да иди же побыстреё, чего ты нас разглядываешь? — нетерпеливо крикнула Сима. — Слыхала новость? Титов не приедет, он в командировке по делам потока, кланяется всем нам, — выпалила она. — Никита Степанович сказал…

Варя не сумела скрыть разочарования на своем лице, тяжело опускаясь рядом с Лизочкой.

— Пошли пройдемся, красиво здесь, сидеть жалко, — пригласила подруг Сима, по-своему понимая печаль Вари и стараясь как-нибудь развлечь её.

Она любила Варю так, что не могла спокойно видеть её расстроенного лица.

Варя, безучастная, пошла за ними; ей было все равно— сидеть или ходить. Сима не выдержала:

— Варюша, что с тобой? Нельзя так… Эх, вот скажи мне сейчас, — продолжала она с таким чувством, будто произносила клятву: — «Серафима, прыгай в воду и не смей выплывать, так нужно, чтобы как можно быстреё заработал поток!» — прыгну и утону, вздоха от меня не услышите. Честное слово, не верите?

Они пошли по берегу реки, где в великом множестве росли лиловые, очень крупные колокольчики, цветы иван-да-марья, ромашки, полевые незабудки. Река была неширока, но глубокая, вода в ней необыкновенного цвета, словно подсиненная. Приносимые ветром, то явственно, то отдаленно раздавались голоса купающихся с пляжа. На берегу было нежарко, веяло благовонной прохладой, напоенной запахами лесных трав и всевозможных цветов. Полукруглый приземистый камень, как панцирь огромной черепахи, лежал до половины в воде и слегка покачивался от её напора. И над всем этим плыли звуки вальса сводного заводского оркестра.

— Верим, Симочка, верим, — отвечала Варя, обнимая подругу. — Только, пожалуйста, не надо тонуть, живи сто лет! — добавила она с улыбкой. — А поток заработает и без этой жертвы.

«Что это со мной? Ну, уехал, так приедет! — думала между тем Варя. — Все веселятся, а я хандрю в такой чудесный день».

Кулакова, как всегда, быстро переходя из одного настроения в другое, предложила Варе:

— Искупаемся? Давай: кто кого переплывет?

— Давай.

— Осанна, осанна! — пропела Сима, с разбегу бросаясь в воду. — Сюда бы музыку Баха, красота-то какая торжественная. Помнишь консерваторию? — крикнула она Варе.

Варя, улыбаясь, следила за ней с берега: «А ведь хорошо, чертенок, сказала насчет красоты. Надо почаще всем нам слушать классическую музыку», — подумала сна и следом за Симой прыгнула в воду, обдавая подругу множеством брызг.

— Ах, ты так?! — пригрозила Кулакова и поплыла быстреё.

Варя, не отставая, плыла рядом: она была достойной соперницей и, если уставала, умела не хуже Симы отдыхать на спине. Они полежали рядом на волнах, глядя в небо, которое менялось у них на глазах. Подул вдруг сильный ветер, зашумел листвой в лесу и в несколько минут согнал разрозненные облачка в тучу. Она повисла над землей отвисающим в середине тяжелым серым пологом, пока стремительное, острое лезвие молнии не распороло её пополам. Следом за молнией ударил гром, и крупные, как жемчуга, капли дождя стали вскипать над рекой. Девушки повернули обратно к берегу, где промокшими, цветными лоскутками виднелись их платья, прибитые к земле дождем.

Варя в этот день не осталась ночевать на даче, поехала в город, потому что с вечерним поездом ждала к себе в гости мать.

Ставя в кувшин букет белой сирени, привезенный Марьей Николаевной, Варя принялась рассказывать ей про комсомольскую дачу, где им всем так хорошо живется и где матери необходимо обязательно побывать!

— Завтра же, мама, слышишь!

— Хорошо, вези, — согласилась с улыбкой Марья Николаевна, любуясь оживленным лицом дочери. — Ну, а с потоком как? На осень отложили? — спросила она.

— Нет, не отложили. Работаем. Да только, по выражению Симы, до точки дошли, — невесело отвечала Варя, и лицо её при этом сразу точно потускнело.

О командировке Титова по делам потока Варя рассказала так, будто самым главным в ней был его неожиданный отъезд.

— От девушек случайно узнала, и не попрощался даже, — обидчиво заключила она, не замечая украдкой брошенного на неё настороженного взгляда матери.

— Это какой Титов, наш старый знакомый? — спросила Марья Николаевна.

Варя густо вспыхнула и, беспокоясь, чтобы не было заметно её смущения, спрятала лицо в букет сирени, чуть внятно пробормотав:

— Да, он.

Теперь мать посмотрела на дочь дольше обычного, и Варя но её глазам поняла, что она догадывается о причине её смущения.

«Мама, мама, я люблю его», — хотелось сказать Варе. Но у неё не хватило ни сил, ни решимости, да и ни к чему были теперь слова, раз матери было все ясно и так-