Вера Щербакова - Девушки

Сима, постучав в мужскую комнату, остановилась на пороге; здесь, к её удивлению, уже никто не спал, а на кровати у Коли Субботина при полном параде — в костюме и галстуке — (Сима не сразу глазам своим поверила), сидел Иван Титов и рассказывал про свою поездку.

— Иван Семенович, здравствуйте! — крикнула Сима, мгновенно принимая решение немного задержаться с походом по грибы, чтобы организовать для дорогого гостя праздничный завтрак из оставшихся вчерашних запасов. А грибы — что же, не выберут же их все, хватит и на их долю!

Варя для леса оделась в ситцевое платье с желтыми по серому полю цветочками и шла, как все по совету Симы, разутая, а туфли, связанные за шнурки, висели на плече. И хотя распоряжалась в походе, беспрестанно покрикивая, Кулакова, Варя себя чувствовала центрам внимания: Иван Титов не спускал с неё откровенно влюбленных глаз, ни на минуту не теряя её из виду. Варя попробовала было спрятаться от его взгляда, замешавшись в толпу девушек, но он вдруг очутился возле неё и, отобрав корзинку и туфли, пошел рядом.

Когда пришли на станцию, электрички из Москвы шли уже полные.

— Откуда вас так много! — удивились в вагоне, а Сима принялась расспрашивать местных жителей о том, где, по приметам, растет больше грибов и на какой станции им лучше всего сойти, чтобы не возвращаться домой с пустыми корзинками, раз она гарантировала грибной обед.

В лесу еще держалась обильная роса, а воздух — смесь ароматов множества трав, цветов и деревьев с преобладающим грибным запахом — был не чета их хваленому дачному! Да и лес здесь до чего красив, куда ни взглянешь! Вот группа березок как бы в безмолвном почтении окружает красавицу сосну с симметрично раскинутыми огромными ветвями на могучем буром, шероховатом стволе! Сосна первая встречает лучи солнца и последняя провожает их. А внизу под её опекой тоже тянутся к солнцу две голоногие сосенки-дочери. А тут вот на полянке целая семейка молодых осинок, словно чем-то всегда встревоженных, с трепещущими листочками, уже слегка тронутыми позолотой августовского увядания.

В осиннике Лизочка нашла первый гриб красноголовик на белой пузатенькой ножке; его с завистью осмотрели все и разбрелись по лесу.

Варя предпочитала опушки, где, она знала, чаще всего растут белые грибы, спрятавшись в траве. Она шла медленно, всматриваясь в каждый подозрительный листочек цвета грибной шляпки, пока, наконец, обманувшись не раз, набрела на белый, едва видимый из земли грибок. Варя пожалела его, оставила подрасти в благодарность за то, что он навел её на два больших, с развесистыми шляпками, но крепких и свежих, белых гриба.

Ауканье и говор раздавались в глубине леса, еще сумрачного, полного ночной прохлады, а тут, на опушке уже хозяйничало солнце, и Варя, немного озябнув от промокших в росе ног, охотно грелась в его лучах. Она была одна, Титов отстал где-то, но он все время чудился ей рядом, и она поэтому не могла ни о чем думать: ни о том, что было этой необычной для неё ночью, ни о том, что, может быть, — она просто воображала себе Ивана то в минуту их встречи на террасе, то позднеё за столом, и шла, счастливо улыбаясь. Но вот, раздвигая кусты орешника, ничего не подозревая, но с каким-то вдруг странным волнением Варя сделала несколько шагов вперед и застыла от неожиданности. Перед нею. положив руки под голову, без пиджака, в одной белой рубашке с расстегнутым воротником, лежал Иван Титов. Он смотрел в небо, и лицо его с чуть насупленными черными бровями, с крепко сжатым, хорошего рисунка ртом было сосредоточенно-задумчивым. Варя в одно мгновение успела охватить все это зорким, всевидящим взглядом любви, твердо убежденная в том, что он думает сейчас о ней. Она стояла, сдерживая дыхание, не зная, что делать: показаться ему или уйти тихонько незамеченной, как вдруг сухая ветка под ногой громко хрустнула и выдала её. Титов вскочил, увидев Варю, и так растерялся от радости, что не смог ничего сказать ей, а лишь улыбался да приглаживал на затылке непокорный вихор волос.

— Это вы, Варенька? — наконец выдавил он из себя. Он только что думал о ней, удивляясь и не понимая, как мог до сих пор жить без неё. Да, он-то любит её, но Варя, действительно ли любит его? Что дало право надеяться на это: улыбка при встрече, ласковый взгляд? Не мало ли для надежды, самонадеянный ты человек, Иван Титов?

«Нет, не мало, она любит меня, а если нет, то обязательно полюбит, — сказал голос сердца Титову в ту секунду их взаимного радостного смущения, когда они смотрели в глаза друг другу.

«Я не ошиблась, он думал обо мне!»— решила Варя и поторопилась опустить свой сияющие глаза; к ним подходила, заметив её с Титовым, Тамара Комова.

— Ах, вот вы где, голубчики! А я кричу-кричу! — заговорила она приторным голосом, маскируя плохо скрываемую досаду на Ивана: «На письмо не ответил и меня не замечает целое утро — каков герой! Нет уж, если не я, то и не Варька. Не бывать ей с Титовым, не дам! — желчно думала Тамара, мысленно ругая себя за то, что, увлекшись Белочкиным, позволила этой парочке оставаться наедине, когда нужно было просто ходить за ними по пятам. — Вот сейчас и пойду, пускай поморщатся!»

— Иван Семенович, пиджак не забудьте захватить, — сказала Тамара Титову, умышленно не замечая присевшей отдохнуть Вари.

«Мы с Иваном пойдем, а ты тут на пенечке посиди!» — чуть было не сорвалось с языка Тамары, пока Титов, подняв с земли пиджак, с особой тщательностью отряхивал с него травинки. И все это, оказывается, для того, чтоб подстелить его Варьке на пень!

Тамара фыркнула: какие нежности! И, демонстративно сев прямо на землю у ног Вари, попросила у Титова закурить. Разве он не видит, как она взволнована, ревнует его и не позволит унижать себя в глазах соперницы!

«Эй, поберегись!»— грозил многообещающий взгляд Тамары.

Иван лениво потянулся.

— Вы же не курите, зачем вам?

И вдруг лихо свистнул, отзываясь на чей-то голос.

— Это Сима меня ищет, — сказала Варя, обращаясь к Титову и слушая, как эхо повторяет его свист, а в нескольких шагах, совсем рядом, с шумом раздвигая ветви, идет человек.

— Ау-уу! Сюда, сюда! — нетерпеливо закричала Варя, радуясь возможности помешать Комовой разыграть перед ними сцену ревности, на которые она была большой мастерицей.

Сима в разорванном на плече платье и в намокших туфлях на босу ногу, хлопающих при каждом шаге, подпоясанная какой-то веревочкой вместо потерянного пояса, но с корзинкой, наполненной грибами почти до Самого верха, предстала перед ними и, небрежно толкнув Тамару со словами: «А ну, подвинься!», опустилась на траву рядом с Варей.

— Шабаш, делаем привал! — объявила она по праву хорошо потрудившегося человека, предвкушая заслуженный отдых и вкус жареных на грудке грибов, до которых она была страстная охотница. Сковороду и все необходимые припасы для этого Сима не забыла уложить еще с вечера.