Вера Щербакова - Девушки

Сима обняла её, взяла под свою защиту. С Симой Фрося считала себя связанной вечной дружбой, потому что Сима рекомендовала и готовила её в комсомол.

Варя как-то подслушала их занятия по уставу.

— Зачем ты хочешь вступать в комсомол? — спрашивала её Сима. — Подумай хорошенько и говори все не тая, что у тебя есть на сердце. Ну!

— Сима, понимаешь, мне кажется… разве это жизнь без комсомола, в стороне?.. Комсомол партии помогает коммунизм строить, а я! — говорила Фрося дрожащим голоском. — И если меня не примут, Сима, лучше убей меня… — неожиданно страстно добавляла она, складывая на груди руки.

— Глупенькая моя, примут, должны принять, — успокаивала подружку Сима и, растревоженная её сердечным порывом, начинала объяснять, как она сама понимает задачи комсомола — первого друга и помощника великой партии коммунистов.

— Ты вдумайся только, Фрося, какой партии! Наша партия — это ум, честь и совесть нашей эпохи, — горячо говорила Сима, излагая свой последний, тщательно составленный для политзанятий конспект по статье Ленина.

Варино двадцатилетие отметили на комсомольской даче. И оттого, что в раскрытые окна врывался шум плотины с реки, а ветер приносил запах цветов и свежего сена, кругом было столько молодых, красивых лиц, и глаза Лобова, сидящего напротив, все время смотрели на неё, у Вари немного кружилась голова. То ей казалось, что нет человека счастливеё её в двадцать лет, то было грустно, когда она начинала думать о том, что Иван не успел приехать из командировки на её праздник. Но он вспомнил о ней и прислал поздравительную телеграмму на имя Лобова. Варя не сразу поверила в это — настолько невероятным, почти невозможным показалось ей такое счастье следом за унылой, тяжелой полосой раздумий, тоски и ревности, которую она даже наедине с собой называла мелкой, — ревности к Тамаре Комовой. Как она устала от всего этого, изболелась сердцем, если бы знал Иван!.. Она стояла перед Лобовым с телеграммой в руках, охваченная ни с чем несравнимым чувством радости, до того покоряющим, что даже посторонние люди не могли оставаться к нему равнодушными. А Лобов здесь был далеко не посторонним. Друг Титова, женатый человек, он не одобрял холостую жизнь Ивана, не одобрял за то, что такая девушка, как Тамара Комова, могла что-то значить в его судьбе. И это в то время, когда Варя любит его!

— Я рад за вас, — сказал Лобов, пожимая Варину руку в кисти. — И за Ивана тоже.

Но тут в лице Вари вдруг что-то померкло слегка, будто погас один из лучиков в фонаре, за минуту до этого так ярко освещающий её лицо. Варя спросила:

— Как он догадался послать мне телеграмму? Он не знал, что у меня день рождения?

— Не знал, я написал ему, — ответил Лобов. — Но и зная, он мог ведь не поздравить, а вот поздравил!

— Да, поздравил! — повторила за ним Варя, сразу убежденная его простым доводом.

Этот день, проведенный на даче, Варе запомнился надолго, на всю жизнь. Л среди ночи приехал из командировки Иван Титов. Варя не ошиблась, предугадывая такую возможность. Иван открыл входную дверь веранды своим ключом, и тут же был встречен хозяйской овчаркой которая, узнав его, радостно заскулила, прыгая вокруг, стараясь лизнуть прямо в лицо.

— Джек, бродяга, ну здравствуй, здравствуй! — шепотом проговорил Иван, защищаясь одной рукой от бурных наскоков четвероногого друга, а второй пытаясь найти на стене выключатель.

Варя сквозь сон услыхала шаги Ивана и узнала их. И все же, боясь ошибиться, она не тотчас разрешила себе поверить, что это он. С сильно бьющимся сердцем Варя соскочила с кровати, торопливо надела платье.

— Кто там? — спросила она через дверь девичьей спальни глухим от волнения голосом.

— Свои, свои, — отвечал Титов. — Это вы, Варенька? Выходите сюда. Знаете, я предчувствовал, что вы первая встретите меня.

Варя, молча улыбаясь, смотрела на него, робея от радости. Он был одет в незнакомый ей серый костюм и голубую рубашку с синим галстуком, что очень шло к его смугло-румяному лицу. Сейчас Варе представлялось всевозможным: вот он шагнет к ней, заглянет в глаза и скажет те единственные, неповторимые слова, которые так нужны её истосковавшейся душе! Неужели он ничего не видит и ни о чем не догадывается?

— Здравствуйте, Варя, — проговорил Титов, подавая ей руку. — Я торопился поздравить вас. Вы получила мою телеграмму?

… Уезжая две недели назад в командировку, он не задумывался о том, что значит для него эта девушка. Но, странное дело, там, в разлуке, она вдруг приобрела над ним непреодолимую власть, и он в часы досуга, оставаясь в номере гостиницы, все время думал о ней: перебирал в памяти их коротенькие встречи, разговоры как живую видел её перед собою. А последняя, перед отъездом, случайная встреча, когда он из окна трамвая окликну л её, и она повернула к нему свое просиявшеё лицо…

«Да, да, она выдала себя: она меня любит», — решал он, в радостном возбуждении принимаясь ходить по комнате. Но вскоре другие мысли, полные тревог и сомнений, начинали одолевать Титова: уж не ошибся ли он, не слишком ли самонадеян? Шаров, по всем признакам, влюблен в неё. Да мало ли еще кто! Как случилось, что, увидев Варю впервые тогда, в техкабинете, он сказал себе, что вот девушка, в которую он может влюбиться, но стал бывать почему-то с Комовой и в кино и на танцах? А она даже сюда, разузнав от кого-то адрес, прислала ему письмо, полное упреков: он забыл её, не пишет, а в командировку уехал тайком, не сказавшись ей. Как будто он обязан отчитываться ей! Тетка права: надо положить конец этому! Но как же он был рад и благодарен другу за то, что он сообщил ему о Варином дне рождения!

— Ах, да что же я стою, покормить вас надо, — спохватилась Варя, освобождая свою руку из руки Ивана, которую он все еще держал.

— Варя! — произнес Титов, не узнавая собственного голоса, и вдруг остановился, замолчал, почувствовав, что не сможет, что просто боится вот так сразу сказать ей о своей любви…

Варя, счастливо-затихшая, взглянула на него глазами, словно наполнившимися светом, затем быстро повернулась и ушла.

— Я зажарю вам омлет! — крикнула она из коридора.

— Подождите, пойдем вместе, — предложил Титов. Ему ни на минуту не хотелось расставаться с ней.

Сонный покой дома словно усилил ощущение необычности счастливой для них ночи. Овчарка, дремавшая на коврике, приоткрыв один глаз, проводила их лукавым и как будто все понимающим взглядом, вяло помахав хвостом. За стеной в комнате часы мелодично пробили три. Начинался рассвет — первый в их жизни, когда они встречали его вместе.

В эту ночь под воскресенье ни Титову, ни Варе так и не удалось хоть немного уснуть. Принятое накануне решение идти в соседний смешанный лес за грибами чуть свет — как требовала Сима — выполнялось ею с буквальной точностью. Разбуженная будильником. Сима вскочила и принялась поднимать девушек, затем бросилась на мужскую половину, щеголяя в комовском шелковом с розами халате, болтающемся на ней после пышнотелой хозяйки, как на вешалке. Но Симе — большому ребенку, — так иногда называла её Варя, все чужое нравилось больше, чем свое! Тамара, ругнувшись ей вслед, впрочем весьма добродушно, — она боялась прослыть среди девушек скупой — утешилась тем, что надела сарафан, как нельзя лучше, по её понятию, выставляющий се красоту: наливные плечи и полные руки с ямочками у локтя. Сарафан под цвет глаз — зеленый, с широкими, болеё темного цвета полосами, рельефно обрисовывал высокую грудь и талию. Нет, не зря она вчера оставила Леву ночевать на даче: пусть-ка он сегодня посмотрит на неё в этом наряде!