Антти Тимонен - Мы карелы

После того как перекусили с дороги, поделились новостями, Таккинен велел всем собраться на полянке возле избушки.

— Мы пришли сюда не отдыхать и не сказки рассказывать, — начал он, кашлянув. Полистав блокнотик, продолжил торжественно: — Карелы! Приближается исторический момент…

Таккинен умел говорить. Если Левонен в своих речах постоянно взывал к господу и особенно прочувствованно разглагольствовал о великих карелах и свободе Карелии, порой заставляя голос дрожать или, наоборот, возвышая его и наполняя гневом, то Таккинен редко вспоминал бога и говорил ровным голосом, по-деловому, скорее даже по-военному, сжато формулируя свои мысли.

— …Финляндия допустила историческую ошибку, уступив добровольно Реболы и Пораярви русским.

— Слышишь? — шепнул Ярассима Васселею, стоявшему рядом с ним поодаль возле одного дерева. — Весь век свой ходил в Реболы и не знал, что Реболы в Финляндии.

— Слушай, — усмехнулся Васселей.

— …Карельское правительство не обладает ни территорией, ни властью. В Тарту большевики обещали предоставить Карелии автономию. И они предоставили ей свою, большевистскую автономию. Дали власть тем, кто никогда ничего не имел, кто кормился за счет других. Большевики заберут у вас последнюю корову, а взамен не дадут ничего, ибо им нечего давать. Они уже ничего не обещают, только ублажают сладкими речами о том, как много будет хлеба при коммунизме и как много будет мяса в их больших общих котлах. Вот к нам пришел новый человек из деревни, — Таккинен показал на Ярассиму. — Скажи, у тебя корова есть? Нет. Обещали тебе большевики корову?

— Нет, коровы не обещали, — ответил Ярассима. — А нетель сулили уже этой осенью дать.

— Неужели? Так уж и обещали? — засмеялся Таккинен. — Ну, жди, жди. А еще что они тебе обещали? Деньги, отрез на костюм, шелка для твоей бабы? Говори.

— Больше ничего не обещали. Только нетель.

— И ты думаешь, что получишь ее?

— Уже не думаю.

— То-то! А почему ты не веришь в их посулы?

Ярассима ответил простодушно:

— Откуда им взять ее, коли вы пришли.

Все оглянулись на старика: кто с завистью, что ему обещана нетель; кто с удивлением — как он смеет такое говорить; кто с жалостью, понимая, что старику теперь несдобровать.

— Этот человек насквозь отравлен большевистской пропагандой, — заключил Таккинен и, больше не обращаясь к Ярассиме, начал рассказывать о каких-то неизвестных собравшимся Степане Разине и Махно. «Зачем он о них?..» — морщился Левонен, но Таккинен ничего не замечал. А когда Таккинен сообщил, что Степана Разина казнили, Левонен тут же вставил, что туда ему и дорога, одним русским меньше стало. Таккинен покраснел, но решил ничего не отвечать Левонену. Он перешел к истории Финляндии и начал доказывать, что языковая и географическая общность Карелии и Финляндии обусловливает вхождение Карелии в будущем в состав Финляндии. Левонен опять счел нужным вмешаться:

— Это уж пусть сами карелы решают, как им жить, одним или с Финляндией. Сперва надо прогнать русских и прочих большевиков. Дай-ка я скажу кое-что…

На этом и кончилась речь Таккинена. Он и сам сознавал — да и Левонен его просил об этом, — что о присоединении Карелии к Финляндии пока говорить не надо: народ не поймет. Будет время — и это присоединение произойдет само собой, без долгих речей.

— Я вот о чем, — Левонен перешел на карельский язык. — Вот бродим мы, карелы, точно бездомные, вокруг своих же домов. А помните, как раньше Иванов день праздновали? Сегодня же Иванов день. Кадриль отплясывали, в гости ходили. Всего у людей полно было. А нынче не звенит кантеле, как раньше звенело, не поет народ о великих деяниях героев «Калевалы», ждет он этих деяний от нас с вами. Давайте помолимся.

Левонен долго молился. Всем хотелось поскорей лечь спать. Единственным, кто не собирался ложиться, был Ярассима. Когда Левонен кончил молиться, старик попросил отправить его сегодня же в путь: ночью легче идти, не жарко.

— Куда ты так торопишься? — Левонен с удивлением взглянул на старика и чуть было не вздохнул.

— Да ведь, — улыбнулся Ярассима, — к Устениэ своей тороплюсь. Ты сказал, что доведу — и домой.

Таккинен поддержал старика:

— Он прав. Ночью идти безопасней.

— Куда вы посылаете его? — встревожился Васселей.

— Есть одно небольшое дело, — уклончиво ответил Таккинен и, отведя в сторону Пааволу, стал перешептываться с ним.

— Харчей в дорогу побольше дайте, — беспокоился Ярассима.

— Дадим, дадим, — успокоил его Левонен.

Ярассима попрощался с Левоненом, Кирилей и Васселеем, хотел подойти к Таккинену, но не стал, увидев, что Таккинен даже Пааволе, уходившему с ним, не пожал на прощание руку.

Отправив Ярассиму и Пааволу в путь, Таккинен созвал пришедших с ним людей и, отведя в лес, качал давать последние инструкции:

— Надеюсь, вы все готовы? Каждый из вас знает, о чем надо говорить в деревнях. Каждый из вас имеет особое задание — о них я говорить не буду. Но помните: осторожность и еще раз осторожность. Нам дорог каждый человек. Дорог так же, как нам дорого и наше общее дело. Вопросы есть? Значит, все ясно. Тогда — спать, а утром — в путь.

С болота веяло ночной сыростью. Назойливо гудели комары. В избушке было тепло и комаров не было, но Васселей все равно не мог заснуть. Он лежал, дожидаясь утра. Там в дороге он отдохнет. Он будет один. Слава богу… Уходили все по двое. С ним должен был идти Паавола. Но Пааволу куда-то послали. Тем лучше. А то пришлось бы искать подходящий момент, чтобы уйти от Пааволы. Надо было бы завести его куда-нибудь в глухую чащу, чтобы он не нашел оттуда дороги… Уже не раз Васселею приходила мысль уйти из этой компании. Сегодня вечером он твердо решил, что сделает это. Как и куда он пойдет — он и сам еще не знал. Рано или поздно он вернется к людям, к своим людям. Заживет мирной, человеческой жизнью. Пойдет ли он сейчас, сразу или потом, немного погодя, — там будет видно. Главное — уйти…

Где-то далеко в лесу слабо хлопнул выстрел. Настолько слабый, что в избушке его услышали лишь Васселей и Левонен, который, оказывается, тоже не спал. Левонен тихо слез с нар, опустился на колени перед иконой, висевшей в углу, и начал молиться. Васселей даже не очень удивился: то, что Левонен молится среди ночи, было делом обычным. А выстрел… Мало ли выстрелов теперь слышишь в лесу!

Васселей задремал. Проснулся он оттого, что кто-то открыл осторожно дверь и вошел в избушку. «Паавола?»

— Что? Ты же ушел в Финляндию? — Васселей сел.

— Не пошел, — лениво ответил Паавола. — Старик пошел один. Я пойду с тобой.

— Подожди-ка, — Васселей подошел к Пааволе. — Что ты сделал со стариком?

— Это не твое дело.

— Один пошел Ярассима, один, — подал голос с нар Левонен. Но Васселей уже не слышал его слов. Отступив шаг назад, он ринулся на Пааволу и изо всех сил двинул его кулаком в челюсть. Паавола отлетел в угол, своим падением разбудив всех.