Алексей Чупров - Тройная медь

«Вот и простужусь… Как все глупо», — думала она с жалостью к себе, страшась оторвать от пола голову.

Но надо было что-то делать; она решила обязательно добраться до телефона… Отлежавшись, Алена сумела наконец встать и, согнувшись осторожно, держась за дверь, за стены, побрела в большую комнату. Она была уже у телефона, когда головокружение опять повалило ее… Томительный страх перед чем-то неведомым объял Алену. И в то же время она с беспокойством думала, что приедут врачи, снова врачи, застанут ее раздетой, и будет так стыдно… И хотя Алена начинала чувствовать, что ужас в другом, чему ее разум не хочет верить, она не сомневалась, что сейчас, прежде чем вызвать врача, встанет и оденется… Но внезапно все ее мысли — об одежде, о врачах, о Федоре, об отце и матери, о самой себе — принялись стремительно пересекаться с тем, что было перед глазами, дробиться в какой-то хаотичной мозаике… Паника настигла ее и, нарастая, покатилась лавиной, под которой все здравые практические мысли потеряли дыхание… И единственное билось в висках: «Телефон, телефон…» Она приподнялась и сняла трубку и уже вставила палец в диск на цифре «0», но выплыли слова матери: «…Мы подведем человека… звони только ему…»

«Конечно, конечно, только ему, — решила Алена. Он сделал все, как я хотела… Нельзя подводить человека…» Однако бумажке с телефоном врача лежала в ее комнате, и до нее надо было добираться… Она снова опустилась на пол с желанием уснуть, и это было приятно.

Алена подумала, что есть еще время, надо только набраться сил…

…Телефон звонил и звонил над самой ее головой. Она едва услышала его сквозь забытье и опять сумела заставить себя приподняться… Сняла трубку. Отдаленно зазвучал голос, его, любимый, сильный голос…

— Федор! — позвала она, теряя сознание.

Поезд тронулся. Отстранились пустые утренние перроны. Пакгаузы остались позади, Колеса сперва с ленцой, а потом все бойчее и бойчее застучали по частым стыкам станционных путей.

В купе, в котором было место Федора, кроме него оказались старики с внучкой лет пяти. Федор помог им поставить вещи, сиял для них сверху и разложил на нижних полках матрацы и подушки и вышел в слегка пахнущий хлоркой коридор.

Несколько окон были опущены, и в коридоре гуляли сквозняки.

Проводница разносила по купе постельное белье. Федор встал у окна и, приказывая себе забыть последние дни, старался рассмотреть в подробностях быстро исчезающие из поля зрения окна домов, машины, пешеходов…

Но, верно, слабый больничный запах хлорки мешал ему.

До какого бы напряжения он ни вглядывался в плавно текущий внешний мир, сколько бы ни пытался отвлечься им, в его сознании, словно это навсегда осталось сутью его, навязчиво являлся тот момент, когда, набрав номер телефона Алены и услышав ее: «Федор!» — и тишину после этого слабого вскрика, он добежал от общежития к ее дому, поднялся на восьмой этаж и, так как на звонок она не открывала и не отзывалась на его крик, коротко разбежавшись, плечом высадил дверь квартиры.

Алена лежала на полу в большой комнате… телефонная трубка болталась над ее головой… следы крови… кровь на руках…

Несколько секунд тормошил он за плечо ее податливое тело, то крича, то шепча: «Алена! Ну, Алена же!..» Поднял, переложил на диван, вгляделся в лицо белее мела, в посиневшие губы, в полузакрытые глаза и только тогда сообразил — схватил телефонную трубку, набрал «03» и, сбивчиво прокричав, что она умирает, что много крови, едва сумел вспомнить адрес…

Руки ее были в крови, ему подумалось, что она пыталась покончить с собой и разрезала вены. Вытащив из буфета бинт, он перебинтовал ей кисти рук, все приговаривая какие-то ласковые слова… с трудом одел ее в халат…

Когда приехала «скорая», он помог на носилках вынести ее к машине мимо сидящих у подъезда и тут же вскочивших оживленно старух. Федор нес ее, ужасаясь мягкой вялости ее тела… Он упросил молоденькую врачиху, чтобы они и его взяли с собой.

«У нас одна группа крови, одна группа… Она еще смеялась, что у нас одна группа», — твердил он.

Сидя рядом с шофером, он упрашивал: «Товарищ, нажми!» Оглянувшись в салон, где лежала Алена и откуда доносились до Федора непонятные колючие слова «норадреналин», «темп кровопотери», он увидел, что носилки поставлены чуть не торчком, отчего Аленина голова была внизу, а ноги вверху.

«Что они, с ума сошли?» — подумал он с ненавистью и хотел спросить шофера, но машина мчалась по улицам Москвы с завыванием на предельной скорости, под красный свет…

В больнице, расхаживая по коридору перед комнатой приемного покоя, Федор ждал недолго…

Вышел врач с каким-то серым, брезгливым от усталости лицом. Руки в карманах зеленого халата. Подойдя почти вплотную к Федору, он спросил: «Вы с Ивлевой… приехали?»

«Да, — ответил Федор. — Вы у меня кровь возьмите… У нас с ней одна группа…»

«Вы поздно ее привезли…» — сказал врач, избегая глядеть Федору в глаза.

«Как поздно? Я сразу вызвал… Я пришел… Она лежит. Я вызвал…» — говорил Федор. «А вы не знаете: где?., и кто?..»

«Ну, как она? — не слушая его, спросил Федор. — Слаба еще, конечно…»

«Слишком много крови потеряла… А тут еще… — Врач решился посмотреть на Федора и махнул рукой. — Не получилось ничего… Не справились мы…»

«Умерла, — недоверчиво выговорил Федор то слово, которое сложилось у него из всех неопределенных слов врача. — Умерла?» Врач, помедлив, кивнул.

«Умерла, — шепотом повторил Федор, берясь за отвороты халата врача. — Гады вы! Вы же только за деньги лечите… Она дышала, когда я ее нес… Она дышала! А вы!..»

«Ах, оставьте, пожалуйста», — попросил врач, пытаясь убрать его руки.

«Ну, зачем она это сделала?» — в тоске проговорил Федор.

«Вам-то лучше знать», — жестко сказал врач. «Ну, мы ссорились… Да, было. Но с собой зачем кончать?! Ведь жизнь…» Врач смотрел на него с недоумением. «Что вы мелете?! — Ему наконец удалось оторвать от себя руки Федора. — Какое самоубийство?! Вы лучше скажите: где и кто делал ей аборт?! Какая сволочь ее отпустила?..»

«Что? — изумился Федор и застонал, поняв все. — Значит, она от ребенка избавилась…»

«Да вы ей, собственно говоря, кто?» — спросил врач.

«Никто, — ответил Федор. — Я ей теперь никто…» Не забыть ему было и тот солнечный ослепительный день похорон.

Кладбище, куда он приехал один заранее, зная со слов Елены Константиновны, когда будут хоронить и что будут хоронить в ограде могилы Алениного деда, — было пустынно. Он походил по нему, нашел эту могилу и за чугунной узорной оградой, рядом с черного мрамора памятником увидел свежеотрытую яму, сверху правильной формы, а глубоко внизу расширенную рвано. На дне уже проступила вода.