Николай Борискин - Туркестанские повести

— Кто там? — окликнул он, перестав свистеть.

Я отозвался.

— А-а, Володя! Управился со своей тарахтелкой? — с обычной язвинкой спросил Новиков.

— Управился… А чем она, тарахтелка моя, хуже твоей?

— Сравнил кукушку с ястребом! — донеслось из-под его машины. С полминуты Саша звякал ключами, потом снова послышался его голос:

— Я на твоем месте давно бы в люди просился… Нет, не просился, а кулаком стучал в дверь: «Откройте!» А что? Ты же двенадцать лет отбухал за партой — и на водовозку. Кра-со-та… Лодыри вы с Гориным — вот что я скажу. Филоны. Довелось бы мне годика на два-три побольше поучиться — пошел бы я в гору! А вы под гору катитесь. Под гору. Понимаешь?

«А ведь он колотит меня, — обожгла запоздалая мысль, — только не по щекам, а по совести. По большому счету предъявляет спрос. Вот тебе и брехомет!»

Уйти, скрыться от его горьких слов, от него самого! От себя… Да разве от себя уйдешь!..

— Что замолчал? — вылезая из-под картера, спросил Новиков. — Обиделся? Напрасно. Хотел поговорить с тобой по душам. Пора.

Я не успел ответить. Меня опередил капитан Тарусов. Он, оказывается, вошел в капонир вслед за мной и слышал весь разговор.

— Вот теперь я вижу, Новиков, что вы солдат! — Эти слова считали высшей похвалой командира стартовой батареи. — Пойдемте-ка покурим, друзья, а заодно и потолкуем, — кивнул нам Тарусов.

Из-за стены укрытия перепелкой выпорхнула Ритка, пятилетняя дочурка Тарусова.

— Папа, папа, — защебетала она, — нам телеграмма!

— Какая, доченька?

— Заклеенная. А в середине полоски, а на полосках — буквы. Мама прочитала. «Хвосты», — говорит, — надо ехать сдавать в ститут. На кого я вас оставлю?»

— И что же ты, Ритуля, посоветовала маме? — обняв дочурку, спросил капитан.

— Я сказала ей: папу оставь на самого себя, потому что он взрослый, а меня — на тетю Валю Леснову. Она хорошая, и мы с ней дружим…

— Мама согласилась? — улыбнулся командир.

Ритка покачала светло-русой головкой:

— Говорит, что Вале и так трудно: дежурит на теле… радио… Как это, пап?

— На радиотелеграфе.

— Правильно. На… телерадиографе дежурит, сама учится, а тут еще меня ей на шею цеплять. А я уже не маленькая, на шею цепляться не буду. Правда, пап?

— Ну, раз вы дружите с тетей Валей, придется поговорить с ней, — пообещал Тарусов. — Беги, доченька, играй.

Девочка убежала. Проводив ее долгим взглядом, капитан неожиданно сказал:

— Все учатся, Кузнецов, хотя некоторые и с «хвостами»… Попробуйте и вы осилить новиковскую машину. Если что не поймете, приходите ко мне.

Поднялся и ушел. Даже не спросил, согласен ли я. Без меня все решено. Я снова попробовал обидеться: выходит, не зря говорил Горин: «Солдату прикажут — обязан выполнить». Никаких «никак нет», только «так точно!» и «есть!». Сегодня тягач, потом пусковая установка, а там, глядишь, и в кабину радиолокационной станции запрут, во власть голубой абракадабры, где сидят колоссы технической мысли.

Саша бросил окурок в бочку, врытую наполовину в песок, и потянул меня за рукав:

— Вопрос, как говорится, исчерпан. Беру тебя на буксир. Лишнего я наговорил про тебя. Извини. А парень ты, видать, толковый. Пошли.

Как-то Новиков сказал:

— Если так пойдет, Володя, и дальше, через неделю-другую приму от тебя зачет и скажу Тарусову, чтобы сам проверил. И прощай тогда водовозка! Сядешь на мой ЗИЛ, а я пойду третьим номером в расчет пусковой установки. Вместе будем с Назаровым, Кобзарем, Быстраковым. Эх, что за парни! Отвернись-ка на минуту, — зачем-то попросил он.

Я отвернулся. Новиков загремел капотом и вскоре произнес:

— Готово! Заводи мотор!

Транспортно-заряжающая машина (ТЗМ), по сути, отличалась от моего ЗИСа только тем, что на ней был одноосный полуприцеп для транспортировки ракет да введены кое-какие усовершенствования в кабине, ходовой части и двигателе. Так что ЗИЛ я освоил быстро. Теперь оставалось изучить полуприцеп, научиться заезжать в ракетный окоп и выезжать из него. «Сто заездов — и будет все в порядке!» — обнадеживал меня Новиков.

Я сел в кабину и попытался завести мотор. Однако он упорно не хотел заводиться. А Саша стоял в сторонке, поглядывая на часы: скоро ли, мол, Володька обнаружит неисправность. Такой метод применяли и сержант Назаров, и капитан Тарусов: во время боевой работы всякое может случиться, и ракетчик обязан быстро отыскать неполадку и устранить ее.

Что мог Саша сделать? Размонтировал бензопровод? Нет, здесь все в порядке. Схитрил что-нибудь с генератором? И тут не видно неисправности. Я проверил клеммы аккумуляторной батареи, крепление стартера, проводов катушки зажигания. Все в норме, все на месте. А часы тикают на Сашиной руке… Ага, вот он, прерыватель-распределитель! Здесь-то Новиков и отсоединил центральный провод высокого напряжения катушки зажигания.

— Нашел! — обрадованно крикнул я, будто и в самом деле сдавал зачет на звание водителя ТЗМ.

— Заводи!

Мотор заработал. Саша ничего не сказал о времени — уложился я в норматив или нет, но мораль прочел:

— Это тебе не водовозка, запомни. Там можно позволить себе трали-вали: минутой раньше, минутой позже — никакого значения не имеет. А тут шалишь, брат! Не подвезешь вовремя ракету — голову оторвет Назаров.

Новиков глядел на меня снизу вверх, придерживая панаму на голове, и улыбался. Славная все-таки улыбка у него. Сразу все зло проходит.

— И еще учти: быстрота и торопливость не одно и то же. Быстрота складывается из неторопливых, но четких и последовательных действий при выполнении любой операции. Уразумел? А теперь поедем в запасной окоп тренироваться. Садись за руль.

Метров за триста до окопа я остановил машину.

— Держи скорость не более двадцати километров. Остановишься перед пусковой установкой, чтобы колеса тягача были на середине подъездных мостиков. Пошел! — скомандовал Саша.

Лобастый ЗИЛ двинулся по накатанной дороге. Начался пологий спуск, упиравшийся в зеленую трехлапую станину пусковой установки. На бетонированных откосах ракетного окопа алели крупные строки текстов рабочих нормативов. Но читать их некогда. Я напряженно целюсь на подъездные мостики. Наездил не одну тысячу километров на «Волге» и ЗИСе, а тут за каких-нибудь триста метров взмок от напряжения. «Попаду на мостик или нет? Попаду или…» Мостики остались между колес.

— Стоп! Зачем напрягаешься? Тут нужен трезвый расчет, до сантиметра, — повысил голос Новиков. — Давай задний ход!

И второй заезд был неудачным. Саша ругнулся, вылез из кабины, стал напротив места, где я должен остановить машину, и сердито оказал:

— Еще разок. Включишь тормоз, когда опущу руку.

Наконец-то мне удалось попасть колесами на мостики.